Вечер и утро

— Большинство серебряных монет содержит толику меди для прочности монет, чтобы они медленнее изнашивались. В английских пенни одна часть меди приходится на девятнадцать частей серебра. Вот. — Уин сняла с лотка гирьку весом в унцию и положил вместо нее другую, полегче, потом следующую. — Медь легче серебра. — Оба лотка уравновесились. — В твоих пенни, думаю, приблизительно десять частей меди на десять частей серебра. Разница настолько мала, что не бросается в глаза, но это подделка.

Эдгар утвердительно кивнул. Вот и разгадка тайны: Уинстен чеканил дурную монету. Более того, играл епископ явно ради того, чтобы обменять дурные монеты на хорошие. Если Уинстен выигрывал, он получал настоящие серебряные пенни, а когда проигрывал, то расплачивался подделками. Неплохой доход, особенно со временем.

Лицо Робера покраснело от гнева.

— Я не верю тебе, ювелир! — воскликнул он.

— Хочешь доказательств? Ладно. У кого-нибудь есть хорошая монета?

У Эдгара были при себе деньги Дренга. Он дал Роберу один пенни. Робер взял в руку нож и поскреб монету рядом с головой Этельреда. Царапина была едва заметной.

— Эта монета подлинная, — пояснил Уин. — Сколько ты ее ни царапай, хоть насквозь продырявь, цвет будет один и тот же. А теперь поскреби свою.

Робер вернул Эдгару его пенни, взял монету с чашки весов и провел по ней кончиком ножа. Царапина на монете Эдгара отливала серебром, а эта вышла какой-то бурой.

— Смесь серебра и меди в равных количествах дает именно такой цвет, — сказал Уин. — Те, кто подделывает монеты, серебрят их, промывая в купоросе: тот удаляет медь с поверхности, но глубже металл бурый.

— Треклятые англичане играли со мной дурными деньгами! — взревел Робер.

— Один так точно, — откликнулся Олдред.

— Я призову к ответу Кинреда!

— Думаю, Кинред не виноват. Сколько вас было за столом?

— Пятеро.

— А почему ты винишь хозяина дома?

Робер призадумался:

— Значит, обман сойдет мошеннику с рук?

— Нет, если ты послушаешь меня, — решительно сказал Олдред. — Но если ты начнешь бросаться обвинениями, все попросту отмахнутся от тебя. Хуже того, злодей узнает, что мы его подозреваем, и улизнет от ответа.

— Но что мне делать со всеми этими дурными монетами?

Олдред ничуть не сочувствовал чужестранцу:

— Не стоит поддаваться греху азарта, Робер. Расплавь монеты, сделай себе кольцо и носи его как напоминание о греховности погони за наваждениями. Вспомни, римские воины под распятием бросали кости, притязая на одежду Господа нашего Иисуса[36].

— Я подумаю об этом, — угрюмо сказал Робер.

Эдгар сомневался, что Робер переплавит дурную монету. Скорее всего, он их потратит — по одной, чтобы легкий вес был не так заметен. Но это уже не имело значения, ибо Олдред достиг того, к чему стремился: Робер точно никому не расскажет о монетах, возжелай он их потратить. Значит, Уинстен не узнает, что его тайна раскрыта.

Монах между тем повернулся к Уину:

— Прошу тебя ни с кем не делиться этими сведениями — по той же причине.

— Конечно.

— Смею заверить, что я полон решимости привлечь виновного к ответу.

— Рад это слышать, — сказал Уин. — Удачи тебе.

А Робер прибавил:

— Аминь.

* * *

Олдред торжествовал, но быстро успокоился — ведь битва еще не выиграна окончательно.

— По всей видимости, священники в монастыре знают об этом, — задумчиво проговорил он, когда Эдгар повел плот вверх по течению. — Уж они всяко должны были заметить неладное. Но они хранят молчание, зато ведут жизнь, полную праздности и роскоши.

Эдгар кивнул:

— Деревенские тоже знают — по крайней мере, догадываются, однако их подкупают дарами, которые Уинстен раздает четырежды в год.

— Что ж, это объясняет, почему он так взбеленился, когда я хотел превратить его развращенную обитель в богобоязненный монастырь. Тогда ему пришлось бы начинать все заново в какой-нибудь отдаленной деревеньке, а это непросто.

— Думаю, чеканит монеты Катберт. Он единственный способен вырезать нужный чекан. — Эдгар сокрушенно покачал головой: — Он не такой уж плохой человек, просто слабый. Люди вроде него не в силах сопротивляться мерзавцам наподобие Уинстена. Честно сказать, мне его почти жаль.

Расстались в Мьюдфорд-Кроссинге, по-прежнему стараясь не привлекать внимания к тому обстоятельству, что занимаются общим делом. Эдгар продолжил путь вверх по течению, а Олдред взгромоздился на Дисмаса и двинулся окольными путями в сторону Ширинга. Ему посчастливилось прибиться к двум углежогам; те толкали тачку, содержимое которой смахивало на уголь, но на самом деле было особой породой, пригодной для извлечения ценного олова. В их компании Олдред ничуть не сомневался в том, что, попадись им в лесу разбойник Железная Башка, крепкие углежоги, вооруженные молотками с железными насадками, отпугнули бы того в мгновение ока.