Вечер и утро

Уже смеркалось, а Уинстен, похоже, твердо вознамерился напиться вдрызг. Когда трое братьев наконец вышли из таверны, Эдгар последовал за ними не то чтобы по пятам, но достаточно близко: он был уверен, что эти бражники не станут оборачиваться и глазеть по сторонам.

Хотя… Они ведь могли давно его заметить, нарочно притворились пьяными, а теперь уводят подальше от людных мест, чтобы напасть исподтишка. Если так, его, конечно, забьют до полусмерти, от троих ему не защититься. Эдгар стиснул зубы и велел себе не бояться.

Братья пошли к Мэгс, Эдгар не отставал.

Мэгс обновила свое заведение и обставила его с роскошью, достойной королевского дворца: на стенах шпалеры, на полу тюфяки, на сиденьях подушки. Сразу две пары ублажали друг друга под одеялами, еще имелись ширмы, скрывавшие тех, чьи пристрастия были слишком уж необычными или порочными для всеобщего обозрения. В доме удовольствий трудились то ли восемь, то ли десять девиц — и пара юношей, причем некоторые изъяснялись с чужеземным выговором. Эдгар догадался, что большинство шлюх составляли рабыни, прикупленные Мэгс на невольничьем рынке в Бристоле.

Уинстен немедленно завладел вниманием, как и следовало ожидать, ведь пожаловал высокородный гость. Сама Мэгс принесла ему кружку с вином, поцеловала в губы, встала рядом с ним и принялась расписывать достоинства своих девушек: вон у той большая грудь, та отменно ласкает губами, а вон та сбрила все волосы на теле.

Довольно долго никто даже не смотрел на Эдгара, но в конце концов привлекательная ирландка обнажила перед ним свою розовую грудь и спросила, что доставит ему удовольствие. Смущенный, юноша ответил, что ошибся домом, и поскорее ушел.

Теперь стало понятно: Уинстен творил то, чего никак не подобало делать епископу, и лишь отчасти прятал свои сомнительные услады. Правда, Эдгар по-прежнему не мог ответить на вопрос, отчего епископ столь упорно цепляется за Дренгс-Ферри.

Уже совсем стемнело, когда трое гуляк вышли из дома Мэгс, но домой они не собирались. Зато следить теперь стало намного проще. Они двинулись к дому недалеко от берега, Эдгар знал, что этот дом принадлежит торговцу шерстью Кинреду, самому, пожалуй, богатому человеку в Куме после Уигельма. Дверь была открыта — дом проветривали перед сном, — и братья вошли внутрь.

Эдгар не мог последовать за ними, но осторожно заглянул в дверной проем. Гости расселись вокруг стола, непринужденно о чем-то болтая. Уинстен достал свой кошель.

Юноша затаился в темном проулке напротив.

Вскоре к дому подошел хорошо одетый мужчина средних лет, незнакомый Эдгару. Огляделся, словно удостоверяясь, что попал туда, куда хотел, и сунул голову в дверь. В свете, лившемся из дома, Эдгар разглядел, что одежда на нем дорогая, однако выглядит как с чужого плеча. Мужчина что-то спросил — Эдгар, естественно, не расслышал, — а в ответ раздались радостные возгласы, и незнакомец исчез в доме.

Дверь закрылась.

Тем не менее до Эдгара доносились звуки изнутри, да и гости, явно разгорячившись, заговорили громче. Вот с узнаваемым стуком прокатились по столу игральные кости, а дальше гости наперебой загомонили:

— Десять пенсов!

— Две шестерки!

— Я выиграл, я выиграл!

— Дьявол побери эти кости!

По всей видимости, Уинстен сполна насладился выпивкой и блудодейством, теперь настал черед предаться иному азарту.

После долгого ожидания в переулке Эдгар услышал удар монастырского колокола, звавший монахов на полуночную службу — первую службу нового дня. Игра как будто завершилась. Гуляки вывалились наружу и направились домой, светя себе горящими ветками, которые они забрали из очага. Эдгар отступил глубже в проулок, но отчетливо расслышал слова Уинстена:

— Удача была к тебе благосклонна, мсье Робер!

— Ты умеешь держать удар, милорд, — отозвался голос с иноземным выговором. Должно быть, решил Эдгар, тот мужчина в одежде с чужого плеча был франкским или норманнским торговцем.

— Надеюсь, у меня будет случай отыграться.

— С удовольствием сыграю снова.

Вот так, выходит, Эдгар потратил целый вечер лишь ради того, чтобы выяснить, что епископ — заядлый игрок.

Братья свернули к дому Уигельма, а таинственный Робер пошел в противоположном направлении. Поддавшись необъяснимому порыву, Эдгар зашагал за ним.

Чужестранец добрался до берега, подобрал полу рубахи и ступил в воду. Эдгар следил за ним — точнее, за горящей веткой в море, — пока чужак не поднялся на борт какого-то судна. Свет факела на мгновение выхватил из мрака широкие обводы и высокий корпус. Похоже на норманнское грузовое судно.

Затем свет погас, и Эдгар потерял чужака из вида.

* * *

Рано утром на следующий день Эдгар встретился с Олдредом и признался, что пребывает в растерянности.

— Уинстен тратит церковные деньги на вино, женщин и кости, но вовсе не делает из этого тайны.

Впрочем, Олдреда сильно заинтересовала подробность, которую сам Эдгар счел не заслуживающей внимания:

— Говоришь, Уинстен нисколько не огорчился проигрышу?

Эдгар пожал плечами:

— Если и огорчился, то умело это скрывал.

Олдред недоверчиво покачал головой: