Близился полдень, Эрмана и Эдбальда видно не было, должно быть, братья обедают в доме. Он почти угадал: они сидели на солнышке возле дома, за столом, который когда-то сделал их младший брат, и, похоже, только что закончили есть. Матушка держала на руках малютку Уинни, той исполнилось четыре месяца, и напевала ей песенку, которая почему-то казалась знакомой. Как знать, вдруг Эдгар слышал эту песенку, еще когда сам был крохой. Рукава матушкиного платья были закатаны, и юноша поразился, осознав, насколько тонкими сделались ее руки. Она никогда не жаловалась, но ее явно пожирала какая-то хворь.
Эдбальд воззрился на нежданного гостя:
— Что у тебя с лицом?
— Поцапался с Дренгом.
— Из-за чего?
— Его беглую рабыню Блод изловили, и он ее почти прибил, но я его остановил.
— Зачем ты влез? Он ее хозяин, может хоть убить, если ему так вздумается.
Брат почти не преувеличивал. За убийство раба без веского повода полагалось раскаяться и несколько дней поститься, однако повод при случае придумать было легко, а покаянный пост не выглядел суровым наказанием.
— Я не позволю ему убивать ее на моих глазах, — возразил Эдгар.
Он невольно в запале повысил голос, и малышка Уинни испуганно захныкала.
— Вот же болван, прости Господи! — в сердцах бросил Эрман. — Чего ты кобенишься? Дренг же тебя выгонит!
— Уже выгнал. — Эдгар уселся за стол. Котелок пустовал, но он отломил кусок от ячменной буханки. — Я к нему в таверну не вернусь!
Он начал есть.
— Надеюсь, ты не думаешь, что мы собираемся тебя кормить, — процедил Эрман. — Если тебе хватило глупости потерять свое место, ищи себе другое.
Квенбург забрала ребенка у матушки и прибавила:
— У меня и так мало молока для Уинни. — Она обнажила грудь и дала младенцу сосок, ухитрившись при этом призывно подмигнуть Эдгару.
Юноша встал:
— Если мне здесь не рады, я уйду.
Матушка прикрикнула:
— Не говори ерунды! Садись и ешь. — Она оглядела остальных: — Мы — семья. Все мои дети и внуки будут питаться за этим столом, покуда в доме найдется хоть одна хлебная корка. Постарайтесь это запомнить!
Ночью разыгралась буря. Порывы ветра сотрясали бревенчатый дом, проливной дождь норовил прорваться сквозь соломенную крышу. Все проснулись, в том числе малютка Уинни, которая было заплакала, но быстро угомонилась, припав к материнской груди.
Эдгар приоткрыл дверь и выглянул наружу. Там царила непроглядная тьма, в которой угадывалась лишь пелена дождя, походившая на какое-то диковинное зеркало, ибо в ней отражались красные огоньки углей, тлевших в очаге за спиной. Он плотно закрыл дверь.
Уинни снова заснула, да и остальные как будто задремали, однако Эдгару не спалось. Что будет с сеном у реки? Если оно сильно намокнет, то начнет гнить. Получится ли высушить траву, если погода утром опять изменится и снова выйдет солнце? Ему не хватало опыта работы на земле, чтобы ответить на этот вопрос.
С рассветом ветер улегся, а дождь утих, но не прекратился до конца. Эдгар вновь выглянул наружу.
— Пойду проверю сено, — сказал он, беря накидку.
Братья и матушка отправились с ним, оставив Квенбург с младенцем.
Дойдя до берега, они сразу поняли, что их постигла беда. Все поле ушло под воду, на поверхности которой плавали клочья сена.
Все четверо в ужасе взирали на эту картину.
— Сена не будет, мы ничего не исправим. — Матушка повернулась и пошла обратно к дому.
— Если уж мама говорит, что надежды нет, значит, все пропало, — проворчал Эдбальд.
— Мне вот интересно, как так вышло, — задумчиво проговорил Эдгар.
— Проку-то! — недовольно отозвался Эрман.
— Дождь был слишком сильным, чтобы земля могла впитать всю влагу, вот почему вода стекала с холма в низину и скапливалась тут.
— Мой братец умен не по годам.
Эдгар предпочел не услышать подколку:
— Уйди вода вовремя, сено можно было бы спасти.
— И что с того? Она же не ушла.
— Хочу понять, сколько времени потребуется, чтобы прорыть канаву от вершины холма через поле до берега. Так получится сток в реку.
— Поздно спохватился!
Поле было длинным и узким, Эдгар предположил, что его ширина составляет около двухсот ярдов. Крепкий мужчина мог бы прокопать канаву за неделю или за две, если почва окажется неподатливой.
— Вокруг поля земля чуть проседает. — Эдгар прищурился от дождя. — Лучше всего копать именно там.
— Нам сейчас только канавы и не хватает! — окрысился Эрман. — Пора овес полоть, дальше жатва наступит. А матушка в поле больше не выходит.
— Я сам выкопаю канаву.
— А чем мы питаться будем, вшестером-то?
— Не знаю, — честно ответил Эдгар.
Братья поплелись под дождем обратно в дом. Тут Эдгар сообразил, что матушка куда-то запропала. Он спросил у Квенбург:
— Мама не приходила?
Квенбург пожала плечами:
— Нет. Я думала, она с вами.
— Была, но ушла. Я подумал, что она вернулась домой.
— Нет, не приходила.
— Куда она могла запропаститься в такую погоду?
— Откуда мне знать? Это твоя мать.
— Ладно, гляну в сарае.
Эдгар снова вышел под дождь. В сарае никого не было. Внезапно у него возникло дурное предчувствие.