Вечер и утро

Они обменялись рукопожатием над столом. Олдред на мгновение сжал пальцы Лео в своих ладонях, но тут же отпустил. Что ж, раньше он и вправду вожделел Леофрика, но теперь, очевидно, всякое желание физической близости исчезло напрочь. Он смотрел на Лео с той же нежностью, с которой порою взирал на старого писца Татвина, слепого бедолагу Катберта или настоятельницу Агату, но не испытывал ни намека на былой непреодолимый позыв соприкоснуться кожей.

— Бери табурет, — сказал Лео. — Вина тебе налить?

— Предпочту кружку с элем, — ответил Олдред. — Чем слабее будет, тем лучше.

Лео ушел в кладовку и вернулся с большой деревянной кружкой, где плескалась темная жидкость.

Олдред жадно припал к кружке:

— Дорога выдалась долгая и пыльная.

— Это тебе повезло, что ты с викингами не столкнулся.

— Я ехал с севера, а стычки вроде как все на юге.

— Что привело тебя сюда после стольких лет?

Олдред поведал свою историю. Лео был наслышан о поддельных монетах — все знали и слышали, — однако не знал подробностей насчет Уинстена и мести епископа Олдреду. Слушая приора, брат эконом задумчиво кивал и, похоже, окончательно уверился в том, что Олдред не стремится возобновить прежние отношения.

— Определенно, мощей у нас больше, чем кому-либо нужно, — сказал он, когда Олдред закончил рассказ. — Вот только захочет ли Теодрик расстаться с ними…

Леофрик держался любезно, но все-таки в его словах и манерах проскальзывала некая скованность. Он будто что-то скрывал, будто прятал от гостя какую-то тайну. «Ничего не попишешь, — сказал себе Олдред. — Да и какое мне дело до его нынешней жизни, главное — привлечь эконома на свою сторону».

— Насколько я помню, Теодрик всегда был сварлив и жаден. Особенно его возмущали непочтительные молодые люди.

— Заверяю тебя, он изменился к худшему. Пойдем к нему сейчас, перед службой девятого часа. После трапезы он обычно настроен благодушно.

Олдред мысленно потер руки — как и хотел, он обзавелся союзником.

Леофрик было встал, но тут появился другой монах, лет на десять моложе Олдреда и Лео — привлекательный лицом, темнобровый и с пухлыми, чувственными губами.

— С нас хотят содрать за четыре головки сыра, а прислали только три! — выпалил этот монах с порога и лишь потом заметил Олдреда. — Ой! — Он изогнул бровь, обходя стол и вставая рядом с Леофриком.

— Знакомься, это мой помощник Пендред.

— А я Олдред, приор из Дренгс-Ферри.

— Мы с Олдредом начинали здесь послушниками, — скупо пояснил эконом.

По тому, как Пендред приблизился к Лео, и по нотке обеспокоенности в голосе Леофрика Олдред мгновенно догадался, что эти двое близкие друзья — насколько близкие, он сказать не мог и не желал знать.

Несомненно, вот тайна, которую Лео столь упорно надеялся скрыть.

Олдред ощутил, что этот милый Пендред воплощает собой угрозу. С него станется воспылать ревностью и отговорить Лео от помощи чужаку. Требовалось срочно показать, что юноше нечего опасаться.

— Рад знакомству, Пендред. — Приор нарочно заговорил проникновенно, чтобы юноша сообразил: это не просто вежливость.

Лео прибавил:

— Мы с Олдредом крепко дружили.

— Но это было давно, — не преминул уточнить Олдред.

Пендред медленно кивнул, прокашлялся и произнес:

— Рад познакомиться, брат Олдред.

Юноша явно сообразил, что к чему, и Олдред почувствовал облегчение.

— Я отведу Олдреда к Теодрику, — сказал ему Лео. — А ты пока заплати маслодельне за три головки сыров и скажи, что за четвертую деньги отдадим, когда товар доставят. Идем, Олдред.

«Один союзник имеется, — размышлял приор, — а возможный противник заблаговременно устранен; что ж, до сих пор все складывается неплохо».

Пока шли по двору, Олдред поглядывал на канал:

— Скажи, глину тяжело копать?

— Тяжеловато, да, но вот тут, у монастыря, почва становится песчаной. Рыть легче, однако пришлось укреплять стенки жидкой глиной, а потом класть доски — как говорят ремесленники, облицевать деревом. Я как раз заказывал древесину для подновления сгнивших, вот и узнал. Почему ты спрашиваешь?

— Наш строитель Эдгар расспрашивал меня о канале в Гластонбери. Он хочет прорыть канал в Оутенхэме. Мастер на все руки, но каналов раньше не прокладывал.

Вошли в церковь, где несколько молодых братьев негромко пели, то ли разучивая новый гимн, то ли повторяя старый. Лео направился в восточную часть южного трансепта, к распахнутой железной двери с двумя замками. Олдред припомнил, что это дверь в сокровищницу. За порогом находилось помещение без окон, темное и холодное. Сразу пахнуло пылью и тленом. Когда глаза Олдреда привыкли к полумраку, приор различил вдоль стен полки с множеством золотых, серебряных и деревянных шкатулок и ларцов.

В отдалении — у восточной стены, в наиболее святой части помещения — какой-то монах стоял на коленях перед крохотным, заурядным на вид алтарем. На этом алтаре лежала тщательно выделанная серебряная шкатулка, украшенная резными вставками слоновой кости; несомненно, это был реликварий — вместилище для реликвий.

Лео вполголоса объяснил: