Вечер и утро

— Все дело в викингах. Дважды за последние шесть лет Этельред откупался от викингов, спасая Англию от вторжения, но обошлось это очень дорого. Шесть лет назад он заплатил десять тысяч фунтов, а три года назад — шестнадцать тысяч.

— Вести об этом дошли даже до Нормандии. Мой отец сказал, что это как кормить волка в надежде, что он тебя не сожрет.

— На острове многие говорят то же самое.

— А при чем тут шерифы?

— Они собирали деньги на выплаты. Следовательно, их наделили мерами принуждения. У шерифа теперь собственное воинство, малочисленное, но хорошо вооруженное и обеспеченное.

— Потому-то он в силах противостоять Уилфу.

— Верно.

— А разве полномочия шерифа и элдормена не пересекаются?

— Еще как! Элдормену положено блюсти справедливость, а шериф обязан разбираться с преступлениями против короны, в том числе с неуплатой податей. Понятно, что нередко их интересы сталкиваются.

— Какие занятные порядки!

Она похожа на музыканта, притронувшегося пальцами к струнам лиры, подумалось Олдреду: словно приноравливается к инструменту, прежде чем начать играть. Рагна явно намерена утвердиться здесь и способна в этом своем стремлении принести много пользы. С другой стороны, она может сложить голову… Знай Олдред, как ей помочь, он бы это сделал.

— Дай знать, если я на что-либо сгожусь, госпожа, — сказал он. — Приходи в аббатство. — Тут он сообразил, что женщина вроде Рагны своей красотой беспощадно уязвит сердца молодых братьев. — Или просто пошли весточку.

— Буду иметь в виду.

Олдред было повернулся к двери, но его внимание снова привлекли крупное телосложение и сломанный нос Оффы. Будучи в подчинении у элдормена, староста владел домом в городе, но, насколько Олдред знал, дел с Рагной ему иметь не полагалось.

Девушка заметила его недоумение:

— Ты знаком с Оффой, старостой Мьюдфорда?

— Разумеется!

Рагна покосилась на Агнес, которая застенчиво потупилась, и Олдред сообразил, что Оффа пришел ухаживать за Агнес — видимо, с полного одобрения госпожи. Наверное, Рагне сильно хотелось, чтобы некоторые ее слуги осели в Англии.

Монах попрощался и вышел. Пересекая площадь между собором и церковью аббатства, он наткнулся на Уигферта, покидавшего дом епископа.

— Ну что, передал послание Уинстену?

— Да, вот только что.

— Он разозлился?

— Не знаю. Взял письмо и пообещал прочесть позже.

— Хм. — Олдред почти жалел, что Уинстен такой неторопливый, ожидание становилось невыносимым.

Два монаха вернулись в аббатство. На обед был вареный угорь с луком и фасолью. Пока они ели, брат Годлеов прочитал вступление к Правилу святого Бенедикта[30]: «Obsculta, о fili, praecepta magistri, et incline aurem cordis tui» — «Слушай, сын, уроки учителя и приклони к ним ухо сердца твоего». Олдреду нравилось это выражение — «ухо сердца»; оно словно подразумевало умение слушать более внимательно и вдумчиво, чем обычно.

После трапезы монахи по крытому переходу двинулись в церковь на послеобеденное богослужение девятого часа. Этот храм был больше церкви в Дренгс-Ферри, но меньше собора в Ширинге. Он делился на неф длиной около двенадцати ярдов и алтарную часть меньшего размера, между ними пролегал узкий сводчатый проход. Монахи вошли через боковую дверь. Старшие братья заняли свои места вокруг алтаря, остальные же выстроились тремя ровными рядами в нефе, где во время служб следовало стоять и пастве — впрочем, простые люди сюда захаживали нечасто.

Стоя рядом с братьями и произнося слова молитв, Олдред в который раз ощутил, что примирился с самим собою, с людьми вокруг и с Господом. В странствиях ему этого ощущения недоставало.

Правда, сегодня мир продлился недолго.

Через несколько минут после начала службы скрипнула створка главного входа, которым редко пользовались. Все молодые монахи обернулись в ту сторону. Олдред тоже обернулся — и узнал светло-русые волосы молодого помощника епископа Уинстена, дьякона Итамара.

Старшие братья упорно продолжали молиться, но Олдред решил, что кому-то придется выяснить, зачем пожаловал Итамар. Он шагнул навстречу дьякону и шепотом спросил:

— Что тебе нужно?

Дьякон робел, но произнес громко и твердо:

— Епископ Уинстен призывает Уигферта из Кентербери.

Олдред невольно посмотрел на Уигферта: тот оглянулся с испуганным видом, его пухлое лицо исказилось. Олдред и сам испугался, но решил, что не позволит Уигферту одному выслушивать разгневанного Уинстена: до сих пор встречались люди, которые на неприятные вести отвечали тем, что отправляли обратно голову посланника в мешке. Конечно, Уинстен вряд ли на что-то такое сподобится, но кто его знает…

Олдред нарочито спокойно кивнул:

— Будь добр, извинись перед епископом и скажи, что брат Уигферт молится.

Итамару определенно не хотелось возвращаться с таким ответом.

— Епископу не понравится, что его заставляют ждать.

Олдред ничуть в этом не сомневался, однако сказал рассудительно:

— Уверен, епископ не захочет прерывать молитву человека Божьего.

Выражение лица Итамара ясно говорило, что Уинстену подобные угрызения совести неведомы, но молодой дьякон не посмел сказать это вслух.