Вечность в тебе

Пока мы спускаемся, наши шаги эхом отдаются в тишине, а когда выходим на улицу, воздух встречает нас приятной свежестью. Мы идем бок о бок, ничего не говоря. До площади Роткройцплац и далее вдоль по улице в сторону замка Нимфенбург. Несколько раз наши руки соприкасаются. Ее теплые, мои холодные. Мы идем к дому Луизы. Все это время мы не говорим ни слова.

Мне нравится, что с ней это получается. Большинство людей все болтают и болтают. Постоянно. Будто совсем не выносят тишины. Позднее мы стоим перед дверью Луизы, и она ищет свой ключ.

– Мне нужно быстренько кое-что забрать, – говорит она.

– Ладно, – отвечаю я.

– Это не займет много времени. Скоро вернусь.

Я усмехаюсь.

– И тогда ты расскажешь мне, что мы затеяли?

Она сует мне в руку свой смартфон и говорит:

– Пин-код 8297. Прочти последнее электронное письмо и узнаешь, что мы затеяли.

Луиза

Это больно. Чертовски больно. Будто сотни иголок впиваются в тебя одна за другой.

– Постарайся расслабиться, – говорит Даниэль.

«И как я должна расслабиться?»

– Подумай о чем-нибудь другом, – говорит он, и его игла снова впивается в кожу. И я стараюсь. Пытаюсь думать о чем-то другом. Обо всем, только не о боли. Но ничего не выходит. Я не могу думать ни о чем другом. Я – боль.

– Это не займет много времени… Скоро уже все.

Я закрываю глаза и дышу. Вдыхаю и выдыхаю. Снова и снова. Я сосредотачиваюсь на своих ребрах, на том, как они растягиваются. Но это больно. Это так больно.

Я хочу, чтобы все прекратилось, но это не прекращается.

– Большая рыбка готова, – произносит Даниэль. Кажется, он доволен.

Слезы бегут из моих глаз. Не знаю отчего. Из-за боли или оттого, что большая рыбка готова. Может быть, виной тому и то, и другое. Но, может быть, что-то совершенно иное. Я плачу беззвучно. А потом игла вонзается снова. Она проникает сквозь несколько слоев кожи. Она ранит.

Но как только эта рана заживет, она превратится в воспоминание. Мой брат и я.

Я сглатываю – получается громко. Пытаюсь избавиться от комка, который расползается по горлу, и в этот момент чувствую руку Джейкоба. Он берет мою ладонь и крепко держит ее в своей. Его пальцы теплые, мои холодные. И боль тут же стихает. Словно какая-то ее часть перетекает к нему. Как будто он – мое болеутоляющее. Может быть, разделенное страдание и правда половина страдания. Или хотя бы уменьшенное.

Я отчаянно сжимаю руку Джейкоба, потому что не могу говорить, а он сжимает мою, потому что понимает. Потому что он понимает меня. Даже без слов.

И это помогает мне выдержать. Я просто лежу и дышу, пока Даниэль не заканчивает делать маленькую рыбку.

Пятница, 7 апреля

Джейкоб

Мы с Луизой стоим в ванной. Я – за ее спиной. Последние несколько дней я ухаживаю за ее татуировкой, потому что она располагается в таком месте, куда самой Луизе не добраться. Поэтому я меняю пластырь и смотрю, хорошо ли заживает рана. Луиза стягивает через голову футболку, и я в очередной раз пытаюсь не замечать тот факт, что на ней, не считая джинсов, надет лишь бюстгальтер.

Включаю песню «3 Rounds and a Sound» инди-группы Blind Pilot и гадаю, догадывается ли она, что это не оставляет меня равнодушным. Находиться к ней так близко. Я мог бы спросить ее, но не делаю этого и задаю этот вопрос только себе. Потому что боюсь ее реакции. Я даже не знал, насколько не уверен в себе, пока не встретил Луизу. Прежде я чувствовал неуверенность в детстве. Но это было другое.

Луиза смотрит вниз, а мой взгляд упирается в квадратный пластырь на ее шее и опускается вниз по ее спине. До пояса брюк, сидящих низко на бедрах. Чуть ниже двух ямочек. Со спины она похожа на скрипку. Эти моменты с ней в ванной до странности интимны. По крайней мере, для меня. Хотя, в сущности, ничего не происходит. Конечно, если смотреть со стороны.

Мое дыхание касается ее шеи. Потом – мои руки. Ее кожа теплая и мягкая. Я сглатываю, снимаю пластырь и кладу его на полку рядом с раковиной.

– Ну и? – спрашивает Луиза. – Как она выглядит? Хорошо заживает?

– Да, – отвечаю я, – даже очень хорошо.

Я рассматриваю двух синих рыбок, которые, как маленькие стражники, восседают на самой выступающей косточке ее позвоночника. Они действительно выглядят так, словно были нарисованы шариковой ручкой. Как на образце. Я промакиваю это место куском кухонного полотенца. Очень осторожно. Пока оно не становится совершенно сухим.

Далее следует та часть этого ритуала, которая нравится мне больше всего. Секунды, в течение которых я наношу мазь и кончиками пальцев распределяю ее по татуированной коже. Мягко массирую ее. Это всего лишь мгновения. И они очень быстро заканчиваются.

Музыка все еще играет, а Луиза уже одевается. Я стою и завинчиваю крышку на тюбике с мазью. Больше всего мне сейчас хочется обнять Луизу сзади, совсем ненадолго. Но я этого не делаю. Вместо этого отворачиваюсь и мою руки.

– Мне очень жаль, что тебе приходится это делать, – внезапно говорит Луиза.

– Это не проблема.

– Ну, если честно, я буду по-настоящему рада, когда мне больше не придется раздеваться перед тобой до полуголого состояния.