Вечный сон

– Вот, смотри, Павлик, – говорил он мне, – это иконка Сергия Радонежского, моего покровителя. А если преподобный защищает меня, то, значит, защитит и тебя. Ты и я – мы одно целое. Вырастишь, станешь, как я: большим и крепким.

Я хотел спросить: «а мама?», но вместо вырвалось:

– Гу!

– Вот-вот. Всё ты понимаешь! Будет у тебя всё, о чём захочешь! Я уж позабочусь. Скоро купим тебе собственную кроватку. Эх, какие умные глаза у тебя, Павлик!

С этими словами отец положил мне под головку икону. Это было чудесно и трогательно!

А сегодня у нас гости. Слишком сильно шумят. А мне в моём нынешнем состоянии скучно и совершенно нечем заняться. Я бы уснул, но мешают. Сознание ещё не ушло, а физические возможности ограничены. Всех и дел, что кричать, гукать, ходить под себя, да лежать. Иногда слушал. Вот и сейчас до меня долетали обрывки разговоров с кухни. Разговоры пахли спиртным.

– Я в детстве тоже косячил, – говорил чей-то незнакомый голос, – и всё больше неумышленно, а от страха. Знаете, впадал в какое-то оцепенение, ничего не мог с собой поделать. Однажды, помню, когда мне было лет пятнадцать, меня ночью сильно приспичило пожрать. Вот захотелось и всё. Встал и пошёл на кухню. В холодильнике, в старом «ЗИЛе», помните? Так вот в нём меня ждала холодная курочка. Только принялся я за еду, слышу, мать встала. Наверное, от моего топота проснулась. Мне почему-то взбрело в голову от страха и неожиданности, что курицу есть нельзя. Я метнулся в прихожую, но забыл убрать ножку. Поэтому, чтобы избежать лишних разговоров, сунул её в коробку, первую попавшуюся под руку. Оказалась шкатулка с материнскими украшениями. А мать у меня всегда была приставучая и подозрительная, видимо отсюда у меня и постоянный страх сделать всё не так. Еле как отговорился от неё, а про курицу благополучно забыл. Но пришлось через пару дней вспомнить, когда матушка собиралась к кому-то на юбилей. Какой же стоял крик!

– Ха! – дружно одобрили историю несколько голосов, среди которых я ясно слышал материнскую отзывчивость и отцовскую отстранённость.

– Лёшка уже отключился!

– Ещё бы, спортсмен наш. Бухать – это такое дело, это тебе не спортом заниматься, здесь здоровье нужно.

– А ты, Серёга, говорят, в Сергиев Посад гонял? – спросил кто-то. Вопрос был адресован моему отцу.

– Да, красиво там.

– А в храм ходил?

– А по-твоему я в такую даль зачем ездил?

– И как? Мощи видал?

– Всё видал, – отстранённо ответил отец, будто он не здесь, а в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре.

– Лучше бы в Москву скатался, чем по странным местам, – вмешался третий голос, – я вот не понимаю, почему у нас в России делают святыми всяких сомнительных личностей.

– Тебе, чёрному, конечно, не понять.

– Это ты про Сергия Радонежского? – с вызовом спросил отец.

– Нет. Но он тоже странный. На смерть своих монахов отправил, когда Куликовская битва была. Что тут святого?

– Ты – идиот, просто дебил.

– Ещё одно слово, чурка, и я тебе разбиваю лицо, – властно произнёс отец. Его собеседник притих.

Так ему! Всё-таки мой отец в состоянии постоять и за себя, и за всю нашу семью. Если бы я физически мог, то с радостью выбежал на кухню и обнял отца. Но с другой стороны…

– Вечно у вас во всём чурки виноваты! Не то сказали, не то сделали. А как дело до помощи доходит, так дай пожалуйста. Русские вечно кого-то в чём-то обвиняют, зато, когда нужно… А какая благодарность? Погром или клеймо!

Поднялся крик, какие-то звуки летящей обречённо на пол посуды, угрозы.

Через пол минуты ко мне в комнату прибежала мама, закрыв за собой дверь. Что происходило дальше – я не знал, лишь тёплые объятия мамы, объятия всепоглощающие и заставляющие ни о чём не думать. Я так и уснул в нежном плену, мне даже что-то впервые приснилось, нечто прекрасное, но невыразимое.

***

Почему-то после того вечера отец изменился. Или он был всегда таким, а я этого не замечал. Я чувствовал в нём силу, но силу не благородную, а животную, норовившую вырваться наружу, если слишком долго находиться на цепи. Если такая сила встретит кого-то могущественнее её самой, то она трусливо подожмёт хвост, она убежит, надеясь отомстить или хотя бы отвести душу на ком-то, кто более слаб.

От отца всё чаще стало пахнуть алкоголем, всё чаще шум с кухни не давал мне уснуть. У мамы появились синяки под глазами: и от усталости, и от животной силы. Но удивительно, что отец всё чаще проводил время со мной. Он рассказывал о том, что скоро купит мне отдельную кроватку, о том, что у меня большое будущее, о том, что он положит все силы, чтобы сделать меня значимым человеком. Предрекал судьбу менеджера в госкорпорации или должность сильного юриста, может, прокурора. Я слушал его и верил, мне было приятно. Настораживало лишь одно: отец говорил, что положит все силы, но никогда не упоминал маму и её будущий вклад в моё становление.

Ладно, можно начать с новой кровати.

9 Месяцев