Вечный сон

Встал, чтобы распахнуть окно. Чуток тошнотворного крика осени. Было сыро, но влажность позволяет лучше думать. По кругу серые здания, как лицо покойника. Кто-то презрительно называет их коми-блоками, но чувствую, что в них есть что-то исконно русское, едва уловимое. Они стенают в унисон своим жильцам, которые испражняются друг у друга над головами. Но стон вовсе не жалобный, а молитвенный. Мы молимся за упокой и здравие с одинаковой силой. Грохнул удар за стеной – соседи напомнили, как ничтожна между нами преграда. Кто-то тихо и отчаянно заскулил. Русское, слишком русское. Всё здесь превращается в русское, все люди становятся русскими. Какое всё-таки забавное слово «русские». Я всегда удивлялся тому, что наш язык – хранитель сакральных знаний, умудряется скрывать их на самом видном месте. Почему все народы называются существительными, например, немец, филистимлянин, узбек, датчанин, а русский – это прилагательное? Можно сколько угодно подбирать уничижительные шутки, искать филологическую основу (чей по крови? Каков?), но для себя я уже всё понял. Русская земля –родина множества этносов и народов. Более того, она всегда готова стать домом для многих других, что решат поселиться здесь с миром. Русский немец, русский еврей, русский узбек – разные по происхождению, но объединённые на одном высоком уровне, почти трансцендентальном. Сам язык показывает своё предназначение земле русской. Объединять не по внешним признакам, не по праву рождения, но по духу. В том, что русский – это прилагательное, нет ничего обидного, всего лишь намёк на цель. Россия и Соединённые Штаты Америки между собой похожи, кто бы что бы не говорил. Обе эти нации относительно молоды, и обе они пытаются сплотить вокруг себя человечество, просто делают это разными способами. Америка с помощью «плавильного котла», где каждый этнос, любой индивид в конце процесса переплавки становится блестящим и отполированным американцем, достойным своей страны. В России же человек не перерабатывается, ему просто вживляется семена новой родины, программа, дух, позволяя не терять свои корни. Семена эти не всегда приживаются, но если сумеют взрасти, то устанавливается вечная и нерушимая связь с новой отчизной – Россией. Россия и Америка – будущее европейского человечества и один из вариантов пути. Принять США в сердце проще, чем путь России. Но, как часто бывает, что самый простой выбор, не всегда самый лучший. Впрочем, как и наоборот. Америка – это один большой парк развлечений, в котором не потерять себя удаётся единицам. Место, где иллюзию сложно отличить от правды, с праздника перейти на будни, а душа порой вынуждена голодать. Но каково наказание за такое веселье? Я не знаю. Я даже не могу сказать, что оно есть. Россия – это бесконечный аскетизм, серость и уныние бытия, тошнотворность от властей и несправедливости, праведный гнев – путь преодоления себя через других, и других через себя. Один большой монастырь, послушание в котором выдерживает далеко не каждый. Но какова награда за все страдания? Я не знаю. Я даже не уверен, что она есть. Я не думаю, что на деле какой-то из путей лучше или хуже, остаётся лишь смириться с их существованием.Всегда же можно отказаться от любого путешествия, не так ли?

Всё-таки дурно на меня влияет мертвенный воздух осени. Сколько времени? Сколько бы не было, мне ещё рано к отцу. Я знаю, что он ждёт меня всегда, пусть не подаёт виду, хоть и остаётся таким далёким и отрешённым. Ещё рано.

Невольно глянул на свои грамоты. Бесполезные листы, которые так и не сумели на своих бумажных плечах поднять над головами вершину бесполезности. Мой диплом о высшем образовании. Да, его я так и не получил, а всё потому, что меня в этой жизни разрывало также, как разрывает герб страны. Три раза начинал сначала, один раз почти окончил, но дыхание сбилось на самом финише. С другой стороны, какой из меня филолог, юрист или журналист?

Юрист из меня не получился, потому что я слишком плохо понимал отдалённость идеальной бумажно-законодательной картинки от ползучей липкой мерзости действительности. Я научился определять состав преступления, писать исковое заявление, да хорохориться с поводом и без своими неглубокими познаниями. Это больше, чем у большинства юристов нашей страны, но для меня недостаточно. Отец был молчаливо расстроен, когда у меня не сложилось с юриспруденцией. Он хотел, чтобы меня настиг покой.

Журналист из меня не получился, потому, что слишком плохо умею отличать полуправду от полулжи, и не в состоянии был её тасовать нужным образом. Я смог научиться излагать свои мысли и позицию на бумаге, формировать собственную точку зрения по любому инфо-поводу, а также кадрить девочек, помогая им писать заумные посты в соцсети. Это больше, чем у большинства журналистов нашей страны, но для меня слишком много. Отец был молчаливо взбешён, когда у меня не сложилось с журналистикой. Он хотел, чтобы моя жизнь была в непрекращающемся движении.