Вечный сон

– Ну как? – хрипло спрашивает она и тут же закашливается.

Апитсуак медленно садится к ней на кровать и смотрит на нее таким взглядом, какой она не может даже разобрать. Теплым и одновременно сочувствующим.

– Буря потихоньку проходит. Никаких духов, никакого воя. Все тихо. Даже собаки успокоились, – с улыбкой говорит он и аккуратно кладет руку ей на ногу. – Все хорошо, Анорерсуак. У тебя получилось.

– У нас, – сквозь боль говорит она и улыбается вместе с Апитсуаком.

Но улыбка тут же сходит с ее лица, когда она вспоминает отца и птиц.

– Мой отец… – начинает Анэ, но вновь закашливается и едва не плачет от боли во всем теле.

– А ну, все, – строго говорит Апитсуак. – Потом расскажешь. Сейчас отдыхай. Я даже не представляю, как твое тело отреагировало на Адливун.

Анэ пытается сесть, но Апитсуак силой удерживает ее за плечи. Она тяжело вздыхает.

– Послушай, – сипит она, – мой отец хотел встать на место Седны. Стать богом. Для этого… для этого она должна была вселиться в меня. И он бы убил нас обоих. И… он не мой отец. А я ему помогала. Я убила Арнак. Я… я…

– Так, все! – кричит Апитсуак, по-прежнему удерживая Анэ в руках.

Она обмякает и закрывает глаза, пытаясь как можно сильнее вдавить себя в мягкость кровати.

– Хватит. Во-первых, ты никого не убивала. Во-вторых, ты все обязательно мне расскажешь, но как только придешь в себя.

И, немного помолчав, добавил:

– Ты всех нас спасла.

– Это не имеет значения… я… убила… – бормочет Анэ, проваливаясь в сон.

В следующий раз она просыпается, когда в комнате уже темнеет.

Она все смотрит и смотрит в окно, где медленно догорает солнце, и пытается осознать, что все произошедшее – правда. Что она действительно потратила жизнь, свою молодую жизнь, на своего будущего убийцу. Что погубила Арнак. Что это все случилось взаправду, и единственное, что она может сделать, – это вернуться к ненастоящему отцу и остановить ритуал. Избавить будущее от смертей и боли. Сделать так, чтобы она никогда здесь не появлялась.

Ее забудет Апитсуак. Забудут Тупаарнак, Ная, Атангана. Малу никогда не окажется в пещере с иджираками, а разрушенные дома останутся на месте.

И десяткам людей уж точно не придется лежать под камнями в ожидании весны.

– Проснулась? – раздается в темноте голос Апитсуака.

Анэ лениво отмечает, что голос его стал тверже. Она пытается вспомнить, каким был Апитсуак в их первую встречу, – его неловкую улыбку, как он стоял, переминаясь с ноги на ногу, как тихо и мягко говорил.

– Все хорошо? – спрашивает Анэ в ответ.

Апитсуак подходит к ее кровати и садится на колени.

– Да. Вот пытаемся связаться хоть с кем-то. Если повезет, то получится и к нам прилетят самолеты, начнут разбираться. Не представляю, что было в городах…

– Кто?

Апитсуак тихо смеется.

– Самолеты? Что-то вроде птиц, только железные и быстрые. Снегоходы в небе. Э-э-э… это чтобы быстро перемещаться.

Сглотнув, Анэ садится. Пытается встать, но перед глазами все еще кружится.

Апитсуак тут же уходит к столу и возвращается со стаканом воды. Анэ берет его и медленно пьет, стараясь насладиться каждым глотком. Тело постепенно начинает оживать.

– Мне надо возвращаться. Я не хочу… не хочу снего… снегоходы в небе.

И оба начинают смеяться. Апитсуак с улыбкой садится к ней на кровать и осторожно притягивает к себе. И, прижимаясь к нему, Анэ четко понимает – он остался единственным человеком, чей образ еще не разбился на тысячи осколков, еще не замутнен жестокой правдой. Он остался чистым. Теплым. Самым обычным – и в то же время гораздо ближе, чем, как она думала, ее собственный отец.

Они сидят так долго. Анэ пытается запомнить объятия Апитсуака и каждый его вдох – и ни на миг не забывает, что скоро останется одна.

Она вернется в прошлое и остановит ритуал. Сделает так, чтобы всего этого не случилось – ни смертей, ни разозленной Седны, ни буковника в огне. А потом привыкнет к старому миру и воплотит свою силу во что-то хорошее.

Будет лечить людей. Договариваться с богами. Прогонять духов.

Это никогда не вернет людей, убитых отцом, но теперь ей нужно с этим жить.

Превратить свои силу и боль – в добро.

– Мы никогда больше не увидимся, – говорит Апитсуак над ее головой.

– Зато я верну все на свои места, – с тихой решимостью отвечает Анэ.

– Анорерсуак.

На это имя ее тело отзывается противной липкой болью. Анэ закрывает глаза и тихо отвечает:

– Этим именем назвал меня отец. Оно больше не мое.

– А какое твое?

Анэ медленно выдыхает теплый воздух. Открывает глаза и роняет рассеянный взгляд в окно – там, где уже почти зашло солнце. Бегают дети. Сидят на лавочках старики. Фигуры в темных одеждах разделывают мясо.

– Арнак. Меня зовут Арнак.

– Кто это? – тихо спрашивает Апитсуак.

Анэ пытается найти в его голосе осуждение или хотя бы удивление – но нет.

– Девочка, которую я убила.

Парень опускает руки и слегка от нее отстраняется. Они встречаются взглядами: Апитсуак – непонимающим, Анэ – глубоко печальным.

– Отец вытягивал силу из людей, которых лечил. Забирал ее себе. И однажды… убил девочку… она давала мне мактаки.

Апитсуак долго молчит, но потом выдавливает из себя:

– Но ты же была ребенком.