Вечный воин

— Шаман сказал Атилле, что захватит город, когда вернется, поэтому уходим, — как всегда немногословно, сообщил Эдекон. — Я буду сопровождать эти чертовы деревяшки.

Так гунн величает осадные орудия, важность которых сознает и отказать шаньюю не может, поэтому остается только всячески их обзывать.

— Ты со своим отрядом будешь прикрывать наш отход, — после паузы продолжил он и после еще одной закончил: — Я дам тебе в помощь отряд конных лучников.

Как и в случае с «деревяшками», порученными Эдекону, предлагаемая мне миссия была с одной стороны честью, а с другой наказанием, потому что горожане наверняка попробуют напасть. Ладно, как-нибудь отобьемся, а нет — ускачем, бросив осадные орудия без защиты.

Когда я вышел из юрты, отряды конных лучников бодренько скакали по дороге на северо-запад, а пехотинцы быстро собирали свое барахлишко. Мои тоже начали паковаться. После того, как я сказал, что будем прикрывать отход, приуныли, но вида не показали. У нынешних людей, что у оседлых, что у кочевников, существует теория «добрых дел»: если ты совершаешь что-то важное для всех, но тяжелое, требующее напряжения или потерь, то потом судьба вознаградит за это, и наоборот.

Я неспешно облачился для боя, сел на своего нового жеребца, принадлежавшего ранее командиру бургундов, объяснил слуге Радомиру, где он должен быть во время перехода вместе с нашими вьючными лошадьми, и занял место на вершине холма рядом с лагерем, откуда хорошо были видны осадные орудия, которые разбирали частично или полностью и грузили на арбы. Вскоре рядом со мной расположились сотни две конных лучников, собранных из разных племен. Гунном был только их командир. Больше ни одного отряда конников не осталось возле города, а отряды пехотинцев один за другим выходили на дорогу и пристраивались к колонне.

Прошло часа два или больше. Треть обоза осадных орудий уже двигалось по дороге вслед за пехотой, и вот-вот должен был наступить и наш черед отправляться в путь, когда послышался грохот, гулкий и продолжительный. Это обрушилась южная стена. Она долго крепилась, старалась, наверное, дождаться, когда мы уйдем, но не выдержала и завалилась. Упала не только та куртина, что была над выдолбленной и выжженной камерой, но и ближняя к нам, причем легла, почти не разрушившись, через ров, образовав что-то типа пандуса. Стоявшие на ней горожане, воины и зеваки, теперь барахтались в воде или валялись на полосе суши возле устоявшей, но покосившейся башни. В образовавшийся просвет длиной метров сто видны были дома и рядом с ними люди, замершие от удивления.

Не думая, не оценивая трезво шансы, а чисто на военном азарте, кураже, я крикнул:

— За мной! — и поскакал к «пандусу», а затем по нему в город, по пути заметив, что обслуга осадных орудий, еще не отправившихся в путь, бросает их и, схватив личное оружие, с радостными криками тоже несется к образовавшемуся пролому.

Еще с «шумерской» эпохи я заметил, что древние люди предельно религиозны и, как следствие, фаталистичны. Всё решают боги, надо только правильно понимать их сигналы. Если они решили наказать тебя, то обрушат стену и помогут врагам ворваться в Диводурум. Значит, сопротивляться бесполезно. И по большому счету никто и не сопротивлялся, лишь малая часть побежала к восточным воротам, чтобы, наверное, вытащить к Мосселе лодки и уплыть.

Я поразил копьем двух защитников города, которые спустились с покосившейся башни. Остальные вернулись в нее, чтобы подняться к сторожевому ходу и удрать по нему. Как будет говорить в двадцатом веке один видный российский чиновник, получилось не только лишь у всех. Прискакавшие за мной конные лучники начали на скаку сшибать защитников города со сторожевого хода. С внешней стороны диводурумцы были защищены зубцами, а с внутренней был лишь невысокий, с полметра, барьер, чтобы случайно не свалились со стены. Впрочем, пьяным воинам он не был помехой. В любом городе история о спикировавшем ночью стражнике не считалась интересной. Удивлялись, если при падении кто-то сильно разбивался. Бог хранит пьяных и просто сумасшедших.

Я проскакал по довольно прямой и широкой — метров пять — улице до центральной площади, где была главная церковь города и епископский дом, по ходу заколов пикой с десяток удирающих вояк, и остановился там, а мои подчиненные, разделившись на несколько отрядов, понеслись дальше. Как и в большинстве других городов в провинции, дом епископа в Диводуруме был самым большим и, наверное, самым богатым. Мошенники обожают комфорт. Хозяин, как мы знали, под каким-то благовидным предлогом удрал к римлянам, бросив паству на произвол судьбы. Я привязал коня к одному из трех железных колец, приделанных к стене дома рядом с входной дверью, двустворчатой, с красивой резьбой, покрытой лаком, и зарешеченным окошком для привратника. К двери вели три каменные широкие ступени. Когда я встал на последнюю, окошко в левой створке открылось и в нем появилось узкое мужское лицо с длинными острыми носом и подбородком и дергающейся от страха правой щекой, давно не бритой.