Вечный воин

Кстати, у нынешних кочевников уже развита, как я называю, «байская» культура. Суть ее в том, что бай (командир, вождь, император) умнее всех своих подчиненных, потому что бай. Станет командиром другой — сразу превратится в самого умного. Более того, как я заметил еще в двадцать первом веке, общаясь с соседкой, выросшей в казахской деревне и перебравшейся после развала СССР в Россию, если ты бай, то все остальные дураки, а если кто-то умнее тебя, то ты не бай, а так, самозванец плюгавый. У русских это будет звучать, как «Я начальник — ты дурак, ты начальник — я дурак», но всегда с иронией, издевкой, а у кочевников, как теперь знаю, во все времена это правило воспринимается на полном серьезе. Я даже замечал, как, вроде бы, умные люди, оказавшись в подчиненных, стремительно глупели, причем в натуре, без поддавков, стараясь соответствовать своему текущему статусу.

Льщу себя мыслью, что сражение могло бы пройти иначе и даже с другим результатом, если бы расположил лагерь своего отряда с противоположной стороны нашей армии. Наверняка мои подчиненные тогда бы первыми обнаружили передовую колонну римской армии, и я бы устроил засаду и перебил ее всю с минимальными потерями, чем сильно бы ослабил врага. А так их обнаружили гепиды под командованием своего короля Ардариха, человека хитроватого до глупости. Есть такие хитрецы, которые себя надувают чаще, чем других. Ардарих, зная о засаде, устроенной мной бургундам, и, наверное, завидуя, решил замастырить свою. Вот только лучников у него было мало. Нет бы, а дело было вечером, дождаться, когда враги остановятся на ночлег, расслабятся, а это были германцы — сборная солянка из франков, саксов, англов, герулов, бургундов — которые не строят каструмы, лишь выставляют жиденькие караулы, напасть на спящих и перебить их, так король гепидов решил просто напасть на колонну с двух сторон, при этом не учтя длину ее и не позвав на помощь лучников и конницу. В ложбину между двумя холмами зашла только голова колонны, может, тысяча человек или чуть больше. Их и перебили сравнительно легко. А затем началось обычное сражение двух пехотных подразделений. Поскольку с обеих сторон дрались германцы, в то время обладающие большим зарядом пассионарности, сечь была лютая, закончившаяся поздно ночью с ничейным результатом, потому что стало так темно, что трудно было не только отличить своего от чужого, а это и днем непросто, если по обе стороны германцы из разных племен, но и вообще разглядеть врага. Утром Ардарих хвастался Атилле, что положил тысяч пятнадцать «римлян», а сам потерял пять. Поскольку считать король гепидов не умел да и в светлое время суток на поле боя не возвращался, к первой цифре надо относиться с иронией. Думаю, и ко второй тоже.

Обычно сражение начинается рано утром. В этот раз Атилла не спешил. Мы подождали, когда в долину в форме кривой трапеции придет вся римская армия, и даже позволили занять невысокий холм примерно в центре ее. Только после полудня начали выстраиваться к бою. На правом фланге шаньюй поставил восточных готов. Как догадываюсь, потому, что в первой линии левого фланга римлян тоже были готы, удравшие в Галлию от гуннов, под командованием своего короля Теодориха, к которому и у Флавия Аэция и, как следствие, у Атиллы отношение было, мягко выражаясь, неоднозначное. Видимо, одни готы должны были перебить других, чем облегчить жизнь двум императорам, западно-римскому и гуннскому. На нашем левом фланге стояли гепиды и все остальные германцы, древние славяне и пешие представители других народностей, а на правом римлян — такая же сборная солянка, но с преобладанием франков и бургундов и сильной добавкой багаудов, которым пообещали за это списание прошлых грехов. Римские легионы стояли во второй линии, а гуннская конница — на флангах. Наверное, чтобы не мешать германцам истреблять друг друга.

И заодно аланам под командованием Сангибана, которые, как оказалось, перебежали на сторону римлян. В благодарность за это его отряду позволили начинать сражение, быть застрельщиками в прямом смысле слова и первыми жертвами. Аланы выехали навстречу нашим конным лучникам, чтобы, так сказать, обменяться стрелами. Результат был предсказуем, потому что гуннов было в несколько раз больше и стреляли они в первую очередь по вражеским лошадям, защищенным хуже, чем наездники. Да и, как мишень, четвероногое намного крупнее двуногого, трудно промазать. Если у гунна погибала в бою лошадь, он отправлялся в тыл, где было несколько табунов запасных, седлал любую другую. Осевшие здесь аланы переняли у кельтов и германцев бережное отношение к коню, начали заниматься селекцией, выводить более крупных. Их табуны резко сократились. Теперь не у всех была даже одна запасная лошадь, поэтому потеря четвероного друга становилась трагедией, переводила наездника в жалкий статус пехотинца.