Замело, завьюжило к вечеру, занесло с гнилого угла, а оттуда завсегда тучи приходят с буранами зимой, да с грозами и ливнями летом. Катюшка куталась в одеяло и жалась к печке, хотя в избе жарко было натоплено. Дед сидел тут же, рядышком, починяя мотыгу. Оно ведь в деревне как? Готовь сани летом, как говорится. На дворе ещё метели, а добрый хозяин уж о весне печётся, норовит всё до ума довести. Баба Уля пекла оладьи у печи. Пышные да румяные, лежали они горкой на тарелке, попыхивая жаром, и хвалясь румяным своим боком, обильно сдобренным маслом:
– Попробуй-ка меня, погляди каков я!
– Чтой-то ты, девонька, пригорюнилась нынче, – заметила баба Уля, глядя на внучку.
– Дак Димка-то уехал вчерась, вот и невесело, – ухмыльнулся дед.
– Уж ладно тебе, старый, всё бы язвить, язва ты сибирская, – упрекнула баба Уля деда, и обратилась к внучке, – А ты не приболела ли, Катюшка?
– Нет, бабуль, всё в порядке, я так, из-за непогоды, наверное, да ещё сон сегодня какой-то дурной приснился.
– А ты забыла разве, как я учила-то тебя? Коль плохое что увидишь во сне, так встань с утра к окошку, сон свой расскажи, да шепни три раза: «Куда ночь, туда и сон». И ничего страшное не сбудется.
– Я так и сделала, бабуль, просто грустно как-то на душе, сама не знаю отчего, расскажи нам какую-нибудь историю.
– Дак чего рассказывать-то, уж всё пересказано, – как всегда начала баба Уля.
Но Катя знала, что у бабушки просто такой зачин и скоро будет им новая история. Так и случилось.
Немного помолчав, баба Уля позвала:
– Айдате-ко чай пить с оладьями, всё готово!
Уже сидя за столом, попивая чай с молоком, да макая горяченькие оладьи в вишнёвое варенье, рубиновыми каплями стекающее на блюдечко, баба Уля повела разговор…
– Раз вот какое дело было. Маменька мне моя про него сказывала. Померла на селе старуха. Была она не то, чтобы ведьмой, а так, дурным глазом обладала. Делать-то ничего такого не умела, но уж до чего язык у неё поганой был. Вот как скажет, так и сделается.
Сидит у дома на завалинке и на всех глядит, люди-то уж и так старались близко не хаживать, лишний раз на глаза не попадаться. Дак ведь как тут не попасться, когда изба её первая в селе стояла, в начале улицы, а по той дороге пастух стадо гонял. Аккурат мимо неё идти надо на луга.
А она в такую рань уж на лавке сидит, глядит. И вот как стадо идёт мимо, так она шепчет что-то, бурчит, потом крикнет пастуху:
– Чтой-то у Зорьки Варькиной ноги больно тонкие, плохая корова это, того и гляди ноги переломятся.
Дак в тот же день корова к водопою спускалась и ногу подвернула, сломала. Пришлось резать животинку.
В другой раз кричит:
– Конь-то у тебя больно резвой, с такого и упасть недолго!
В тот же день спокойный пастухов конь так взбрыкнул, что улетел пастух и руку сломал, ладно насмерть не зашибся.
И вот так старуха эта всем что-то плела, а после и случалась с человеком беда.
– Не язык, а помело – говорили люди.
Да куда в селе спрячешься? Все на виду живут. Так что бабка та жертву-то себе завсегда находила. Жила она с дочерью и её семьёй. Зять к ним в дом жить пришёл, по тем временам примак вроде. Но они не стеснялись того, мол, как мать оставишь, старая уже, а я у ей одна дочь, кому как не мне за ей глядеть? Дак старуха и их изводила. Даже внукам родным всё что-то бубнила. А дочери куда деваться, мать ведь, что люди-то на селе скажут. Так и жили, мучались.
Но вот и её срок пришёл. Слегла старуха одним днём и больше уже не вставала. Люди прощаться стали приходить, ведь у нас в деревне как? Хоть и злой человек, и жизнь прожил может так себе, и добра от его никто не видывал, но перед смертью все равны, и деревенские всегда придут в такую минуту, попрощаться, помочь, чем могут. Да и обычно человек-то сам перед концом мягче становится, прощения просит у родных, наказ даёт, детей своих благословляет. Только не эта старуха. Она как была злой, как собака, так до конца и оставалась таковой. В приходящих соседей плевалась, корчилась, а уж дочь родную и вовсе извела. Потому, хоть и грех так говорить, но когда старуха, наконец, преставилась, все вздохнули с облегчением. Похоронили её, всё как положено. Батюшка отпел. Поминальный стол собрали. А о покойном принято или хорошо или никак говорить-то.
Да люди деревенские простые, отходчивые, камня за пазухой не держат, редко злыдни-то попадаются. Ну и, конечно, вспомнили они и хорошие дела, которые старуха делала. Видать нашлись всё-таки и такие. Вспомнили, как мужа её в лесу деревом задавило, когда по дрова поехал и как она дочь одна растила. В общем, помянули да и разошлись. Дочка с мужем тоже думали, что спокойно теперича заживут. Даже дети по бабушке не скучали. А уж те вовсе чистые души, да и то видать любви от бабушки не видывали.