– Погоди-ка, – встрепенулась вдруг первая старуха, – Ты сейчас про бабушку свою упомянула.
– Ну, да, – непонимающе кивнула Катюшка, – Баба Уля и дед Семён. Старички мои.
Старухи переглянулись.
– А тебя как звать? Не Екатериной ли?
– Екатериной.
– Теперь-то ясно, почему она тебя сюда заманила, – протянула вторая.
– И почему? – испуганно воззрилась на них Катюшка.
– А то, что Ижориха на бабку твою зуб большой имеет. Потому что бабка твоя Ульяна помогла нашим отсюда уйти, до того не могли мы с места сняться, держала Ижориха нас колдовством своим, как на привязи.
– Да ведь бабуля моя простая совсем, она и колдовать-то не умеет! – засмеялась Катюшка, – Вы что-то путаете, точно!
– Э, нет, девка, не так она проста, как ты думаешь, – отозвались старухи, – Они ить с ведьмой нашей…
Старуха замолчала, а после в один голос со второй они выдохнули Кате прямо в лицо:
– Сёстры родные!
Рассказ покойницы
Катюшка во все глаза смотрела на старух, не в силах вымолвить ни слова, поражённая услышанным.
– Как же… Как же так? – выговорила она, наконец, – У бабули есть две сестры, но я их обеих знаю, мы к ним и в гости ездили. Какая Ижориха? Как же так?
Старухи молча следили за бурным потоком слов, сами же при этом молчали. Когда Катя, наконец, затихла, не зная, что ещё сказать, одна из старух заговорила.
– Стало быть, тебя Катей звать, а меня бабой Варей, а сестру мою, – она кивнула на вторую старуху, – Бабой Груней. Марья вот – дочь моя, а это – внуки. Давно уж нас не стало, угорели мы разом все, в одной избе жили, да вот, видишь как, покоя нет нам из-за проклятой ведьмы. Потому как всю землицу нашенскую она взбудоражила.
– Баба Варя, – спросила Катюшка, – Но ведь Ижориха старая, не сегодня-завтра помрёт. Так может недолго вам мучиться из-за неё осталось?
– Э-э, милая, – протянула баба Груня, ответив за сестру, – Дак ить она и опосля кончины земной не успокоится. До тех пор, пока бесовской крест на ёй надет будет. Вот бы кто изничтожил его, тадысь…
Она как-то с прищуром взглянула на Катюшку, но та, пытливо хотела докопаться до истины, и ничегошеньки не замечала.
– Бабушки, но как же так-то? Я ничего не понимаю, каким образом Ижориха ваша моей бабуле родной сестрой может приходиться?
– А ты разве ничаво за ею не замечала? Как бабушка твоя беду может отвести, да сколь знает об
Катюшка задумалась. И поплыли перед её глазами картинки из памяти, закачали, словно на волнах. Вспомнились ей длинные, зимние вечера и рассказы бабушки про Ауку да Подменыша, про Ырку да Лесную хозяйку, вспомнилось, как ворожить они с подружками ходили на перекрёсток да еле от Святочницы спаслись, если бы не баба Уля, как знать, чем бы всё закончилось, вспомнилась Чёртова нора возле деревни и гнездо порченое из леса…
– Да, – закивала медленно Катюшка, – Да. Вы правы. Много было такого, загадочного, да только мне всё это казалось самым обычным делом, может потому, что с детства я была рядом с бабулей, вот и думалось, что все бабушки так умеют и столько знают.
Старухи тоже закивали:
– То то же, девка. И мы об чём тебе толкуем. Бабка твоя непростая. Силой обладает тоже, и немалой. Да только скрывает она это, люди-то ить по-разному к таким относятся. Одному помоги – он тебя всю жизнь благодарить будет, а другой, как только лишь малость полегшее станет – ведьмой обзовёт. Вот и прячут ведуньи силушку свою. Тем, кто напоказ выставляет, не верь никогда, девка, шарлатаны это. Про настоящих ведуний люди из уст в уста передают.
– Но ведь бабушка не злая…
– Дак кто ж баит, что она злая. Силой обладать можно с разным сердцем. У кого оно доброе, тот на пользу людям её употребляить, а у кого чёрное, как вот у Ижорихи, тот пакостит.
– Да как же они сёстрами-то приходятся, расскажите, баба Груня, баба Варя? – попросила Катюшка, – У меня голова кругом, ничего не понимаю. Может путаете вы что-то?
– Расскажем, отчего не рассказать? Только ничаво мы не путаем. Мы это дело хорошо знаем, хотя бы потому, что мы мёртвые. А нам всё известно. Это вы земными глазами глядите, а мы-то уж, чай, насквозь видим… Так-то. Ну, слушай, коли хочешь.
Стало быть, дело так обстояло. Дед твой Семён Ульяну-то издалёка привёз, знаешь, поди, и сама. Всем она говорила, что их три сестры было, а о четвёртой сестре молчала, да и то – она сама обо всём узнала только, когда уж в возрасте стала. Четвёртая и была – Ижориха, самая старшая из всех. Потом ещё двое, а после них Ульяна. Прабабка твоя обычной была женщиной, а вот её мать даром обладала, который и перешёл к Маланье (это уж после её люди Ижорихой прозвали) да Ульянке.
Когда Маланья родилась, прабабка твоя вовсе молоденькой была, семнадцати годков всего от роду, рожала тяжко, повитуха местная вся испариной изошла, пока она разродилась, младенец родился чахлым да слабым. А была повитуха баба непростой, повитухи они все такие, с тем миром на короткой ноге, по грани ведь гуляют, промеж явью да навью. Она и разглядела, что родившаяся девчушка особая, отмеченная.