Век диаспоры. Траектории зарубежной русской литературы (1920–2020). Сборник статей

В заключение мне хотелось бы особо отметить пристальное внимание, которое авторы уделяют важнейшей проблеме языка. В центре собранных здесь исследований находятся такие явления, как самоперевод, транслингвизм и отношения между разными языками. Эмигрантское и диаспорическое письмо способно остранить язык от его функции как национального языка. Таким образом оно создает основы Мировой литературы, что было бы совершенно невозможно без дестабилизации неприкосновенной (хотя на самом деле исторически обусловленной и, следовательно, ограниченной) западной парадигмы идентичности, формирующейся между единым национальным языком и соответствующей национальной литературой. В некотором смысле, протагонистом эмигрантского текста является сам язык, и мы не сможем до конца понять историю Мировой литературы, пока не осознаем, что происходит с языком, когда он пересекает политические, культурные и лингвистические границы. Здесь возможны два основных, хорошо известных сценария: или перейти на новый язык (чему Набоков является выдающимся, хотя далеко не единственным примером), или продолжать пользоваться привычным языком, как и до изгнания. Но существует и третий путь. Витольд Гомбрович, польский эмигрантский писатель, по праву завоевавший себе место в длинном каноническом списке западного модернизма, избрал иную стратегию. Его довольно короткий роман «Trans-Atlantyk», опубликованный в 1953 году в Париже, написан языком, который намеренно вновь вводит в обиход ресурсы польского барокко и романтизма, прибавляя к этой смеси похожее на сказ обращение с языком. Созданный в результате язык решительно освобождает и остраняет как самого Гомбровича, так и его читателей от того польского, на котором говорили в Польше в ранних 1950‐х, т. е. от польского как языка нации (

национального языка). Этот намеренно странный язык, не опознаваемый современниками Гомбровича как национальный, но все же представляющий собой вариант польского, оказывается тем компасом, по которому его читатели должны выбраться «из своей польскости», как Гомбрович пишет в своем «Дневнике».

Литература изгнания, таким образом, неразрывно связана с созданием Мировой литературы, в которой она участвует, разводя язык и нацию и тематизируя мобильность, множественность и инаковость.

Мария Рубинс

ПЕРСПЕКТИВЫ ДИАСПОРАЛЬНЫХ ИССЛЕДОВАНИй

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Изучение литературы русской диаспоры как многогранного, но целостного процесса, протекавшего в разных мировых контекстах на протяжении последних ста лет, находится в диалоге со сложившимися сегодня в гуманитарных науках представлениями о многополярности, гибридности и ситуативности культуры. Расположенная в «контактных зонах» между национальными и глобальными структурами, диаспора предлагает альтернативные способы идентификации вне привычных национальных маркеров. Экстерриториальные авторы оспаривают свою подразумеваемую маргинальность по отношению к метрополии. В то же время, участвуя в транснациональных литературных системах, они способствуют становлению Мировой литературы [World literature].

Наш коллективный проект не преследовал цели достигнуть консенсуса по всем аспектам экстерриториальной идентичности, выраженной в литературных произведениях. Мы стремились начать процесс переосмысления места и роли диаспоры в глобальной русской литературе. Как становится ясно из многочисленных интерпретаций термина «диаспора», использованных в этом сборнике, он не обладает устойчивостью и подвержен перекодировкам и новым артикуляциям. Будущие исследования покажут релевантность диаспоры как методологического инструмента для изучения транснационального культурного творчества, но следует ли уже сейчас спешить выйти «за пределы диаспоры», как призывает Галин Тиханов? Для Тиханова диаспора является проблематичным концептом, так как, по его словам, она определяет себя через нацию, возрождая образ гомогенного воображаемого сообщества и поддерживая «племенные связи посреди глобализированной экономики (не)принадлежности, в рамках которой сосуществуют гибридные в культурном отношении агенты». Он опирается на работу Шу-мей Ши, в которой объявлен «конец диаспоры» в контексте ее полемики против «китайской диаспоры», категории неверной и слишком общей, по ее мнению, ибо основана она на представлении о едином этносе, культуре, языке и происхождении515. Дебаты между синологами кажутся крайне далекими от наших научных интересов. Однако сравнение способов конструирования «китайскости» и «русскости» само по себе может быть поучительным.