Величайшее благо

— Он говорит, что может прокатить нас по озеру, — перевел Кларенс. — Сомневаюсь, что это безопасно.

— Поехали на озеро! — восторженно попросила Гарриет.

Они съехали по берегу и оказались на озере — ледяном диске в окружении неровных берегов. Ветер выл у них над головами.

Гарриет пыталась воскликнуть: «Чудесно!» — но у нее перехватило дыхание. В ушах пело, из глаз текли слезы, руки и ноги болели, щеки заледенели.

Лед потрескивал под санями, и они испытали облегчение, выехав на дальний берег и ощутив под собой твердую землю. Вокруг простирался один из пригородов, заселенный крестьянами. Здесь жили в просмоленных деревянных хибарах на одну комнату, залатанных расплющенными канистрами из-под бензина; дверные проемы были завешены тряпками. Несмотря на мороз, который должен был бы обеззараживать воздух, тут густо пахло мусором. Женщины что-то готовили на улице. Они махали саням, но извозчик, не желая, чтобы иностранцы видели такую бедность, указал пассажирам на облачно-белый лес со словами:

— Это Снагов. Frumosa[46].

Выехав на дорогу, они увидели королевскую железнодорожную станцию, раскрашенную в белый и золотой, словно ярмарочный прилавок. Дорога повернула обратно в город, и ветер теперь дул им в спину. В ушах перестало звенеть, лошадь расслабилась, и они вернулись к месту отправления неторопливой рысцой.

У стоянки саней Гарриет увидела юношу, слишком высокого для того, чтобы быть румыном. Он возвышался над толпой и насмешливо наблюдал за всеобщим оживлением.

— Это же Дэвид! — воскликнул Гай, выскочил из саней и бросился к юноше с распростертыми объятиями. Тот не пошевелился, лишь слегка улыбнулся:

— Привет.

— Когда же ты вернулся? — спросил Гай.

— Вчера вечером.

Гарриет спросила Кларенса, кто это.

— Это Дэвид Бойд, — довольно угрюмо ответил Кларенс.

— Вы же знакомы, да?

— Вообще-то, да. Но он, наверное, меня забыл.

Гай повернулся и позвал Кларенса.

— Вы, наверное, помните Дэвида.

Кларенс признал, что в самом деле его помнит.

— Его послало Министерство иностранных дел, — пояснил Гай. — Лучшее их решение. По крайней мере, теперь будет кому противостоять безумствам миссии.

Гарриет слышала, что Дэвид Бойд очень похож на Гая, но при знакомстве она сразу же увидела их различия. Оба высокие, крупные, кудрявые, с короткими носами и в очках, но губы у Дэвида были тоньше, чем у Гая, а подбородок шире. На нем была остроконечная овечья шапка, которая сползла до самых бровей. Таким образом, верхняя половина его лица была скрыта, а нижняя казалась еще крупнее.

— Вы хотели покататься в санях? — спросила Гарриет.

— Нет.

Поглядывая на нее из-под опущенных век, он объяснил, что бармен Альбу сообщил ему, что господин Прингл и господин Лоусон спрашивали о катании в санях.

Услышав, что его друг в самом деле пытался отыскать его, Гай возликовал и тут же предложил пообедать всем вместе.

— Я должен встретиться… — начал Дэвид.

— Пойдемте встречаться все вместе! — радостно перебил его Гай.

Дэвид продолжал сомневаться, и Кларенс воспринял это на свой счет.

— За меня не беспокойтесь, — сказал он. — Я иду на обед к польским офицерам.

Гай с Дэвидом ушли вперед, Гарриет с Кларенсом следовали за ними. Пока они пересекали площадь, двое мужчин впереди, казавшиеся гигантами в своей зимней амуниции, оживленно беседовали. Гай хотел знать, что Дэвид собирается делать в Бухаресте.

— Всё, что только возможно.

Первоначальная застенчивость прошла, и Дэвид разговорился. До шагающих позади Гарриет и Кларенса доносился его голос — глубокий, четкий, он, казалось, принадлежал кому-то из другого поколения.

— Утром я видел Фокси Леверетта — того, с большими рыжими усами. Я спросил его, когда начнется война. И что, ты думаешь, он мне ответил? «Скоро начнется потасовка! Мы покажем фрицам! Мы им разобьем нос!»

Гай расхохотался так, что вынужден был остановиться. Гарриет и Кларенс обогнули его и теперь шли в авангарде. Когда они вышли на Каля-Викторией, шум автомобилей заглушил разговор Гая и Дэвида.

Дэвид должен был встретиться со своим знакомым в старой закусочной в одном из переулков. Когда они подошли к повороту, Кларенс сказал, что ему прямо, и они с Гарриет остановились, чтобы дождаться остальных.

Рядом играла шарманка. Белобородый крестьянин, укутанный в овчину, поворачивал ручку, производя на свет популярную некогда в Румынии мелодию, привязчивую и печальную. Гарриет уже несколько раз слышала эту шарманку, но никто не мог сказать ей, как называется мелодия. Пока они прятались от мороза в арке, она спросила о том же Кларенса.

Он покачал головой:

— У меня совершенно нет слуха.

— Это последняя шарманка в Бухаресте, — сказала Гарриет. — Когда старик умрет, играть будет некому, и мелодию забудут навсегда.

Кларенс молчал, очевидно размышляя о бренности мира, — Гай бы никогда о таком не задумался.

— Да, — сказал он наконец и улыбнулся ей; это случалось редко, а улыбка у него была красивая. Казалось, что в этот момент они достигли полного взаимопонимания.

Их догнали Гай и Дэвид, поглощенные разговором, всем своим видом выражая, что погружены в очень важные темы. Заглушая Гая, Дэвид уверенно сказал: