— Эти идиоты, заведующие иностранными делами, — продолжал Дэвид, — не видят дальше собственного носа. Им плевать на положение внутри страны. Они знают только одно: прав или не прав Суверен.
Пока Дэвид говорил — а говорил он долго, — к столику подошел официант. Дэвид и не подумал прерваться, но, когда официант попытался уйти, он схватил того за фалды и продолжал:
— В поезде я узнал, что по всей стране расселились немецкие агенты. Они работают с «Железной гвардией», втайне скупают зерно по двойной цене. Они говорят: посмотрите, как мы щедры! С Германией Румыния разбогатеет! Но можно ли убедить в этом начальство? Никоим образом. Суверен говорит, что «Железная гвардия» прекратила свое существование, а Суверен не может ошибаться.
Терпение официанта иссякло, и он принялся высвобождать свои фалды. Дэвид раздраженно прикрикнул на него и продолжал свою лекцию.
— Пожалуйста, давайте закажем, — взмолилась Гарриет.
— Замолчите! — одернул ее Дэвид.
— Еще чего! — огрызнулась она. Дэвид вдруг хихикнул. К нему в один момент вернулась вся его робость.
— Надо заказать, конечно, — сказал он. — Пожалуй, мы возьмем Fleică de Brașov[47]
.Приняв заказ, официант удалился.
— Скажи же, как события будут развиваться здесь, — попросил Гай.
— Они могут развиваться по-разному. — Дэвид пододвинул стул поближе к столу. — Крестьяне могут взбунтоваться против Германии, но мы, разумеется, проследим, чтобы этого не произошло. Крестьянская партия противостоит Суверену, поэтому не получит от нас поддержки. Я — единственный англичанин в этой стране, который встречался с лидерами крестьян…
— Я встречался с ними вместе с тобой, — перебил его Гай.
— Хорошо, только мы двое дали себе труд познакомиться с ними: всё же они наши союзники. Настоящие союзники. Они могли бы возглавить восстание за нас, но их презирают и игнорируют. Мы выказали свою поддержку Каролю и его сподвижникам.
— Почему все презирают крестьян? — спросила Гарриет.
— Они страдают от голода, пеллагры[48]
и шестнадцати веков притеснения, и всё это крайне изнурительные заболевания.— Шестнадцати веков?
— Даже более того.
Дэвид принялся пересказывать историю угнетения в Румынии, начав с ухода римских легионов в третьем веке нашей эра и появления вестготов. От гуннов, принесших разорение, он перешел к гепидам, лангобардам, аварам, славянам и «турецким кочевникам, называемым булгарами».
— Затем, в девятом веке, — продолжал он, — по Восточной Европе прошли мадьяры.
— Вы имеете в виду Великое переселение народов? — спросила Гарриет.
— Да. Румыния находится в той части Европы, через которую мигрировало большинство из них. Разумеется, были и перерывы — например, краткий период благополучия при Михае Храбром. За этим последовал самый тяжелый и трагический период румынской истории — правление фанариотов.
Официант принес суп. Опустошив тарелку, Дэвид продолжил повествование о тяготах румынского народа вплоть до крестьянского восстания в 1784 году.
— Которое было подавлено таким образом, который я не рискнул бы описывать за обедом, — добавил он и положил ложку.
Гарриет хотела что-то сказать, но Дэвид поднял руку, чтобы остановить ее.
— Теперь мы переходим к девятнадцатому веку, — продолжал он, — когда турецкая власть уже слабела, а Румынию поделили между Россией и Австрией.
Им принесли телятину в травах. Ее подали на доске и нарубили на мелкие кусочки двумя тесаками. Недовольный шумом, Дэвид нахмурился, после чего тут же заговорил снова. Его лекцию прервало появление коренастого круглолицего мужчины, который стремительно вошел в зал и тут же бросился к ним, сияя улыбкой.
— А вот и Кляйн, — сказал Дэвид, вставая. Кляйн схватил его за руки и торопливо заговорил по-немецки, выражая бурную радость от их встречи.
Когда его представили Принглам, он низко поклонился и сказал, что очень рад, но глядел на них неуверенно, пока Дэвид не сказал:
— Всё в порядке. Это друзья.
У слова «друзья» был, очевидно, некий скрытый смысл.
— Вот как! — воскликнул Кляйн и облегченно упал на стул, который принес ему Гай. У него было свежее курносое лицо, розовое, как у младенца. Если бы он не был практически лыс, с остатками седых волос, то сошел бы за пухлого школьника, но школьника очень проницательного: несмотря на свои добродушные улыбки, он беспрестанно наблюдал за всеми вокруг. Он согласился выпить вина, налил его в стакан и смешал с минеральной водой, но от еды отказался, после чего сообщил, что пришел с первого собрания нового комитета.
— Комитет очень важный, сами понимаете. Его создали, чтобы обсудить возросший спрос на продукты Румынии со стороны Германии. И чем же мы занимались на заседании? Ели, пили да шутили. Буфет был вот такой, отсюда и досюда! — Он показал на стену, до которой было примерно двадцать футов. — Жареное мясо, индейка, лобстеры, икра. Настоящий пир! Уверяю вас, в Германии они о таком уже и не вспоминают.
Он расхохотался, а Дэвид одобрительно скривил губы.