Вот и теперь пришёл, кажись, с одной только целью, рассказать о походе братьев в Вятичи, и о задуманном новом, в Суздальскую и Владимирскую землю. Однако имел в себе совсем другое – расположить великого князя к Игорю, добиться, чтобы тот повелел пригласить его в Киев, нужен был Всеволоду брат тут, под великой рукою, рядом, об одном дворе.
Поведание Всеволодово слушал Мономах внимательно, не перебивая. Даже там, где жаждал в речи своей Всеволод вопроса, молчал, и не понять было, приятно ли ему речение либо нет. И когда Всеволод закончил, не проронил и звука, дождав, когда Григорий прервёт странное это молчание:
– Зело смышлён Игорь в чтениях, в пении церковном и знании преданий. То ему дадено Богом ещё в малышестве. Отец наш, митрополит черниговский Феоктист, святые Евангелия открыл пред ним: «Чти, дитё». И он чтил без запинки. А мал был – только с материнских рук – книгу держать не под силу было.
– Я наслышан о том, – молвил в глубоком раздумье Мономах. – А почто он по Руси шастает? – спросил, будто бы и не слышал сказанного.
Ответил снова Григорий:
– Жил в семье Олега Святославича дитём влазным сын153
кресников русских. Его сам князь крестил, Данила имя ему. – Оборотился лицом к Всеволоду: – Тебе, княже, в дружки был привезён. Так ли говорю?– Так, – кивнул Всеволод.
– Однако не стакалось154
у них с Всеволодом, – снова повернул лицо к Мономаху Григорий. – А стакался и сроднился Данила с Игорем и меньшим Святославом. Потом жил Данила у нас, в Болдинской обители, когда княгиня с молодшими в степь ушла. Просился постричь его в чернецы. Однако игумен того не исполнил. И не потому, что не достоин был отрок. А потому, что даден ему Богом великий мирской талант живого русского слова. Сказителем и бояном наставил быть ему Господь. Великий он калика. Было нашему болдинскому игумену Даниилу свыше о нём слово. От калики того произойдет ещё больший талант, коему и прославить всю Землю русскую. Провидением божьим приставлен он к Игорю.– Калика – да! – определённо молвил Мономах, и с сомнением: – Но почто Игорь с ним по Руси шастает?
– Тому веление Господне, – тоже определённо ответил Григорий. – Почто? Знать я того не могу. Но вот что знаю, то и скажу тебе, великий князь. Руси от того хождения худо не будет, на пользу оно Руси. Собирался в походы с ними и аз грешный. Но вишь, Господь пожелал мне другую стезь.
Мономах удивлённо поднял брови, преобразился лицом, будто впервые увидел перед собой Григория.
– Жития святых наших, воссиявших на Русской земле, надобно всему миру знать. Для того ищут Слово по всей Руси князь да калика…
– Так пусть на Альту идут, к святому месту. Не от великого ли мученика Бориса начало святости русской?!
– Позови. Придут, – просто ответил Григорий.
– С тем, отче, к тебе и пришёл, – сказал Всеволод. – И Лазаря посылал, дабы челом тебе били странники наши и просили благословения твоего на подвиг – поведать миру полно, по велению твоему, о святых Борисе и Глебе.
– О них поведано, – раздумывая над чем-то очень важным для себя, ответил Мономах.
– Повторить не помеха, – сказал, тоже раздумчиво, Григорий. – Для мира, для народа всего русского нужно сказание; чтобы время то вживе пред каждым встало. Такой талант даден только Даниле, а радетель и защитник ему – князь Игорь. Зови к себе их, великий князь.
– И позову, – сделал рукою знак. – Не одному же Селивестру радеть о Слове русском.
Вон куда поворачивал Мономах, не отторгал, но приобщал к себе книгознатцев, брал к себе на службу. Буде кулаком, пора и дланью, и не по темени, по шеломя ласково, по головке, как детей малых…
Того и Всеволоду надо – будет рядом брат. Под одной широкой дланью Мономашьей места хватит. И на душе спокойнее. А пока пусть идёт себе в землю Суздальскую, Владимирскую, какую другую… Земля русская широка. Не сразу сыскать на ней и Мономаху хожалых странников, все равно как иголку в стогу сена.
Но дело сделано. Всеволод сам поведал о брате. И нет между ним и великим князем никакой тайны. Спаси Бог Григория, помог в святом деле.
И Мономах доволен, сам решил (не навязали ему) опекать князя Игоря с каликой перехожим. Как знать, может, со старания их вознесётся ещё выше и зазвучит чисто новый летописный свод Владимира Всеволодовича Мономаха. И под рукой его будет ещё один Ольгович.
5.
Шли незнаемыми дорогами все далее и далее на север, путями, кои ведомы мирному русскому люду, да неизвестны княжеской ратной Руси.
От сельца к селу, от селища к городищу, тропою, стегою, путиком, долобкой, колёсной торокою, поступью узкой, где след зверя побит следом человеческим, задолблен конским копытом и снова покрыт звериной лапой, лежнёвкой155
по болотам, сечью в непроходимой лесной дебри, сухим вершим выпольем, где травы в пояс чередуются с плешинами серебристого звонкого оленьего мха. Шли от дыма костра до кур156 избяных, от одного слова до другого, не попусту сказано – язык до Киева доведёт… Ведёт язык путников всё дальше и дальше неизмеримыми пространствами, но исхоженными от края до края мирными землепашенными, звероловными, мастеровыми на все руки людьми.