ВЕЛИКИЙ ПАТЕРИК. Сокровищница духовной мудрости преподобных отцов Церкви. Том I. Главы I-X.

72. Жил в Скифополе один чиновник, который совершал множество злодеяний и всячески осквернял свое тело. Но Бог привел его к раскаянию: он отрекся от мiра, построил себе келию в пустынном месте в глубоком ущелье и поселился там, заботясь лишь о спасении своей души. Некоторые из знакомых этого отшельника, узнав о его поступке, стали посылать ему хлеб, финики и все необходимое. Увидев, что снова живет в покое и ни в чем не нуждается, он сказал себе: «Поистине этот покой лишает нас будущего покоя. Кроме того, я и недостоин всего этого». Он оставил свою келию и ушел оттуда, говоря: «Пойдем, душа моя на скорбь. Мне более подобает питаться травой, пищей скотов, потому что я осквернился скотскими деяниями».

73. Рассказывали нам некоторые братия, когда мы повстречались с ними в Раифе, что был там один трудолюбивый старец, который жил в пещерах, находившихся над местом, называемым Израиль. Он так заботился о трезвении ума, что почти на каждом шагу, куда бы ни пошел, останавливался, рассматривал свой помысел и спрашивал себя: «Ну, брат, где мы сейчас?» И если видел, что ум его читает псалом или молится, то говорил: «Хорошо». Если же замечал, что ум его обдумывает какое-либо дело, то тотчас укорял его и говорил: «Ну же, возвращайся к своему занятию». Самому же себе старец всегда говорил так: «Брат, близок час твоего исхода, а ты еще не достиг и середины пути».

Однажды явился ему сатана и сказал: «Зачем ты мучаешь себя? Уверяю тебя, что ты не спасешься». А он ответил: «Это не твое дело. Даже если я не спасусь, то буду стоять у тебя на голове, хотя и ниже всех, осужденных на муку».

74. У одного старца, жившего в Раифе, было такое делание: он всегда сидел в своей келии, склонившись к земле, и, качая головой, вздыхал и говорил: «Что будет? Что будет?» Затем в молчании плел веревку и снова, качая головой, говорил: «Что будет? Что будет?» Так он прожил всю жизнь, непрестанно думая о своем исходе.

75. Старец сказал: «Кающемуся подобает жить в уединении, размышляя о своей душе и скорбя сердцем, плакать, хранить теплоту усердия, не иметь попечений об этом мiре, никому не быть в тягость, утеснять себя, обличать и осуждать одного лишь себя, всегда трезвиться и с сердечной болью просить у Бога себе милости».

76. Старец сказал: «Всякий грех, какой делает человек, есть вне тела, а блудник грешит против собственного тела

,[189] потому что из тела его происходит скверна. Любой подвиг, который совершает человек, совершается вне тела, а проливающий слезы очищает и душу, и самое тело свое. Слезы, изливаясь из тела, сверху омывают и очищают все тело».

77. Брат спросил старца: «Отче, как приходит к человеку плач?» Старец ответил: «Плач – это дело навыка. Тот, кто его ищет, должен долгое время трудиться, понуждая свой ум всегда помышлять о совершенных им грехах, о мучениях, о смерти и своем бедственном положении, об отцах, как они умирали и где они сейчас находятся, т. е. обо всем, что приводит к сокрушению». Брат спросил: «Может ли монах думать о своих родителях?» Старец ответил: «Какой помысел располагает твою душу к плачу, тем и занимай ум, а когда придут слезы, ты можешь сосредоточить внимание на чем пожелаешь: на своих грехах или на других благих помышлениях. Я знал одного брата подвижника, который, так как его сердце было жестоким, часто бил себя, от боли начинал плакать и тогда переходил к воспоминанию о своих грехах».

78. Он же говорил: «Беседы о вере и чтение сочинений о догматах Церкви иссушают слезы и прогоняют сокрушение, а жития и наставления старцев просвещают душу».

79. Еще сказал: «Нет ничего гибельнее привычки ко греху. Человек должен приложить много усилий и потратить много времени для того, чтобы избавиться от нее, и без долговременного труда невозможно в этом преуспеть. Но труд прилагали многие, а время мало кому было дано. Некоторых скоро забрала смерть, и только Бог знает, какое решение будет о них в День суда».

80. Брат, живший в келии, часто приходил в уныние от того, что впадал в тяжкий грех. Однажды, не зная, как быть, он сказал себе: «Что сделано, то сделано», но совесть укорила его, сказав: «Но сделано-то зло». После этого он начал плакать. И плакал до самой смерти.