В это мгновение на пороге вновь появился Дассет и доложил, что экипаж леди Бринклоу ждет у дверей. Мисс Рекстон, которую мать высадила на Беркли-сквер, чтобы без помех отправиться по делам на Бонд-стрит, была вынуждена распрощаться. Лорд Бромфорд заявил, что поскольку ни леди Омберсли, ни ее племянницы нет дома, то он не станет злоупотреблять гостеприимством мистера Ривенхолла, так что через несколько минут тот смог, оставшись один, посмеяться от души. Лорду Бромфорду, пользовавшемуся особым расположением леди Бринклоу, предложили место в ландо, и весь недолгий путь до Брук-стрит он развлекал обеих дам описанием симптомов своего недавнего недомогания.
Мистер Ривенхолл, несмотря на свое решение держаться от кузины подальше, не смог устоять перед соблазном и пересказал ей эту сцену. Как он и ожидал, ее это очень развеселило, но внезапно она перестала смеяться и воскликнула:
– Как чудесно они с мисс Рекстон подходят друг другу! И почему я не подумала об этом раньше?
– Возможно, – ледяным тоном сообщил ей мистер Ривенхолл, – вы забыли о том, что мисс Рекстон обручена со мной?
– Не думаю, что причина заключалась именно
– Да! – заявил мистер Ривенхолл.
– Ох, Чарльз, вы меня удивляете! – воскликнула она и рассмеялась своим неотразимым смехом. – Вы умудряетесь обманывать самого себя!
С этими слова она прибегла к маневру, именуемому стратегическим отступлением, а ему осталось лишь прожигать взглядом ни в чем не повинную дверь.
Затем он без обиняков заявил матери, что поведение Софи из безответственного стало попросту неприличным, но в полной мере осознал правоту собственных слов лишь два дня спустя. Приказав груму впрячь в тильбюри свое последнее приобретение – гнедого жеребца, он с ужасом узнал, что не далее как полчаса назад в его экипаже уехала мисс Стэнтон-Лейси.
– Она взяла мое тильбюри? – переспросил он, не веря своим ушам, и его голос зазвенел от сдерживаемой ярости. – С какой лошадью?
Грум съежился, стараясь стать как можно незаметнее.
– Она взяла молодого скакуна, сэр!
– Вы… запрягли… молодого скакуна для мисс Стэнтон-Лейси? – выделяя каждое слово, переспросил мистер Ривенхолл, и бедняга грум окончательно лишился дара речи.
– Мисс сказала… мисс была уверена… что вы не станете возражать, сэр! – запинаясь, пролепетал он. – Я сам видел, как она два раза управляла вашими чалыми, сэр, и поскольку у меня не было других распоряжений… а она сказала, что все в порядке… я подумал, что вы разрешили, сэр!
Мистер Ривенхолл несколькими язвительными фразами развеял эту иллюзию, после чего добавил еще кое-что, отчего несчастный грум окончательно утратил способность соображать. Не осмеливаясь сказать хоть что-либо в свое оправдание, он лишь молча ждал, пока гнев хозяина поутихнет и ему будет позволено удалиться от греха подальше. Но этого не случилось. Мистер Ривенхолл был строгим, но справедливым хозяином, и даже в гневе вынужден был отдать должное своей беспринципной кузине, которая в очередной раз с легкостью добилась своего. Он постарался взять себя в руки и коротко поинтересовался:
– Куда она направилась? В Ричмонд? Отвечайте!
Видя, что невольный виновник случившегося растерялся настолько, что не может вымолвить ни слова, личный грум лорда Омберсли почел за благо вмешаться:
– О нет, сэр! Ни в коем случае! Миледи и мисс Сесилия отправились в Ричмонд в ландо около часу назад! И мисс Амабель с ними!
Мистер Ривенхолл, прекрасно знавший о том, что они собирались навестить кузину, которая жила в Ричмонде, уставился на него, нахмурив брови. Согласно предварительной договоренности, Софи должна была поехать с ними, и он не мог взять в толк, что же заставило ее передумать. Но этот вопрос мог подождать. Молодой гнедой жеребец, которого она столь безрассудно велела запрячь в тильбюри, был горяч и упрям; он еще не привык к городскому движению и явно не подходил для того, чтобы им управляла молодая леди. Сам мистер Ривенхолл мог держать его в узде, но даже такой умелый наездник, как мистер Уичболд, говорил, что молодой жеребец способен доставить хлопот кому угодно. Мистер Ривенхолл, вспомнив несколько захватывающих фокусов, которые выкинул его гнедой конь, похолодел от страха. И страх усилил его гнев. Он всегда злился, когда его лошадей брали без спросу, но это не шло ни в какое сравнение с убийственной яростью, охватившей его сейчас. Софи повела себя непростительно – а он пребывал явно не в том настроении, чтобы задуматься над причинами несвойственного ей поступка, – и сейчас запросто могла лежать на булыжной мостовой со сломанной шеей.
– Оседлайте Громовержца и верховую кобылу бурой масти! – рявкнул он. – Да поживее!