Венедикт Ерофеев «Москва – Петушки», или The rest is silence

Ученый комментарий к графику: «…у одного – Гималаи, Тироль, бакинские промыслы или даже верх кремлевской стены, которую я, впрочем, никогда не видел» (140). Смесь сияющих вершин и зияющих бездн, подводные сокровища и зелень лугов, но замыкающая все эти богатства кремлевская стена – комсомольская книжка в кармане. Выразительная характеристика, показывающая и незаурядные способности, и определенную ограниченность кругозора и возможностей.

Второй график принадлежит Алексею Блиндяеву, фамилия которого, кроме известного «блина», наводит на ассоциацию с немецким «blind» (слепой). Известно о нем немногое: член КПСС с 1936 года – факт, никак не свидетельствующий об умственной либо душевной зоркости. Именно он, не рассмотрев или не разобравшись, отослал в управление Веничкины графики, что опять-таки подтверждает недальновидность персонажа. Его график – парафраза стихотворения Б. Л. Пастернака «На пароходе»:

У другого – предрассветный бриз на реке Каме, тихий всплеск и бисер фонарной ряби (140).

_________________

Седой молвой, ползущей исстари,Ночной былиной камышаПод Пермь, на бризе, в быстром бисереФонарной ряби Кама шла[79]

.

Содержание стихотворения – импрессионистическая зарисовка рассвета. Вечное мощное течение реки (читай: жизни), по которой, не замечая и не вдумываясь в привычную красоту, среди повседневных забот плывут люди. Одним из них видит В. Е. своего подчиненного[80].

Третий график – «нашего покорного слуги», бригадира Венички Ерофеева. Герой и мятежник, натура, чуждая всякой стабильности. Пояснение дается в цитатах: «У третьего – биение гордого сердца, песня о буревестнике и девятый вал» (140). «Песня о буревестнике» – предвещающее революционный взрыв стихотворение Горького[81]. «Девятый вал» – название известнейшей картины Айвазовского. В словаре Даля читаем: «Девятый вал роковой, огромнее прочих». Изображение разрушительной стихии нашло широкое отражение в поэзии. Как пример – строчки из «Метаморфоз» Овидия в переводе Жуковского:

Так посреди стесненных валов, осаждающих судно,Все перевыся главой, воздвигся страшный девятый[82]

.

Сомнительное сочетание взрывчатости, бури и стихийности в социальной жизни – слабый залог успеха. История с графиками кончается смещением В. Е. с бригадирского поста (141). Благодаря усиленному цитированию В. Е. придает провалу своей социальной карьеры всемирное звучание, отзывающееся резонансом на земле и на небе, во времени и в пространстве: «В четверть часа все было решено: моя звезда, вспыхнувшая на четыре недели, закатилась» (140). «Звезда закатилась» – устойчивое словосочетание, зафиксированное словарем, встречающееся и в разговорном языке, и в литературе. Пример: пастернаковский перевод «Стансов к Августе»:

Когда время мое миновало,И звезда закатилась моя…[83]

«Распятие совершилось – ровно через тридцать дней после Вознесения» – порядок действия в «кремлевском» пространстве обратен евангельскому. Исторический ряд: «Один только месяц – от моего Тулона до моей Елены» – напоминание о грандиозной карьере и глубоком поражении Наполеона Бонапарта.

Веничка – не «пидорас», «выкованный из чистой стали с головы до пят» (141), – образ, сложившийся, вероятно, с одной стороны, под влиянием герценовских «рыцарей революции», с другой – анекдотов о «железных чекистах»: «В комнате беседуют два представителя органов. Вдруг в коридоре раздается страшный шум. „Железный Феликс упал“, – спокойно объясняет один другому». Герою «Москвы – Петушков» подъездная лестница подходит больше общественной. Но идея плевать на последнюю ступеньку снизу показывает, насколько он беспомощен и не жизнен в социальном бытии.

На место В. Е. бригадиром назначают Блиндяева, от которого не приходится ждать ни анализа, ни синтеза. Назначение на пост дремлющего на полу пьяного рабочего никак не вызвано целью интенсификации рабочего процесса или повышения уровня производства. Кстати, времяпрепровождение начальства не отличается от образа жизни подчиненных: «…схватились за голову, выпили… Попили красного вина, сели в свой „Москвич“ и уехали обратно» (140–141).

Катастрофа при соприкосновении с жизнью нарастает от неприятия «маленьким принцем» до отрицания «большим», вдумчивым «принцем-аналитиком» (141). Последний, несомненно, Гамлет, с которым идентифицирует себя Веничка Ерофеев. «Что же представляет собою Гамлет? Анализ, прежде всего…» – писал о датском принце Тургенев[84]. Описание ситуаций, в которых живут оба принца-аналитика, совпадает дословно:

Какая-то гниль во всем королевстве, и у всех мозги набекрень (197).