Читаем Венедикт Ерофеев «Москва – Петушки», или The rest is silence полностью

Первый из коктейлей – «Ханаанский бальзам»: «…выпить стакан „Ханаанского бальзама“ – в этом есть и каприз, и идея, и пафос, и сверх того еще метафизический намек» (158). Рецепт коктейля убийственен: сочетание денатурата с «Бархатным пивом» и очищенной политурой. Ханаан – земля, отданная Аврааму и его потомству Господом. Метафизический намек: Ханаан – Господь – смерть – вполне прозрачен. В коктейле есть «и идея, и пафос» (самоубийства), и, несомненно, каприз: в выборе способа смерти. В подтверждение Веничка заявляет, иронизируя, парафразой Николая Островского:

Жизнь дается человеку один раз, и прожить ее надо так, чтобы не ошибиться в рецептах (158).

__________________

Жизнь дается человеку один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы[147]

.

Результат сознательного отношения к жизни и коктейлям:

…перед вами «Ханаанский бальзам» (его в просторечье называют «чернобуркой») – жидкость в самом деле черно-бурого цвета, с умеренной крепостью и стойким ароматом. Это даже не аромат, а гимн. Гимн демократической молодежи. Именно так, потому что в выпившем этот коктейль вызревают вульгарность и темные силы. Я сколько раз наблюдал!.. (158)

Как альтернатива предлагается другой коктейль – «Дух Женевы». Женева – дипломатический центр нейтральной Швейцарии, одновременно – символ невмешательства, компромисса и посредничества. «Дух Женевы»: «…успокаивает совесть и примиряет человека с язвами жизни» (159). В этот коктейль никак нельзя вливать духи «Ландыш серебристый», который «…будоражит ум, тревожит совесть, укрепляет правосознание». При таких диссидентских установках нейтралитета не сохранишь. «Ландыш» будит память о чистоте и бескомпромиссности детского мира: «…маму вспомнил, то есть вспомнил и не могу забыть свою маму» (159). «Сирень» глушит память и тем больше соответствует «Духу Женевы».

Третий коктейль – «Слеза комсомолки» (159), для тех, кто попроще. В этом коктейле почти нет алкогольных ингредиентов. «Странность» его в невозможности совместить «память» и «здравый ум». Неизбежность и необходимость членства в ВЛКСМ – вопрос учебы, работы, карьеры, «здравого ума». Сознание этой необходимости трудно совместить с памятью о разных этапах прошедшего пути «первого помощника партии». От этой конфликтности незрелую душу может бросить в слезы. Помешивать коктейль следует не «повиликой», но «жимолостью». Очевидны поэтические ассоциации. Без связи с общим смыслом, но с лексикой стиха, «жимолость», возможно, из стихотворения Мандельштама:

Я прошу, как жалости и милости,Франция, твоей земли и жимолости[148].

Найти источник «повилики», от которой Веничка «разрывается на части от смеха», – затруднительно. Повилика довольно часто встречается в лирических стихах Пастернака и в его же детских стихах, передающих состояние безоблачной, счастливой, неомраченной радости:

И душистой повиликой,
Выше пояса в коврах,Все от мала до великаСыпем кубарем в овраг[149].

Если предположить, что образ как-то связан с пастернаковскими стихами, можно сказать, что радостное настроение приведенных стихов последнего, навеянное «повиликой», абсолютно не подходит к проблематике коктейля, и Веничка сурово отвергает попытку пользоваться при помешивании повиликой: «Это неверно и преступно» (160).

Последний коктейль – «Сучий потрох», смысл которого охарактеризован обращением к тому же пассажу Н. Островского:

Что самое прекрасное в мире? – борьба за освобождение человечества. А еще прекраснее вот что… (160)

__________________

…чтобы умирая мог сказать: вся жизнь, все силы отданы самому прекрасному в мире – борьбе за освобождение человечества[150].

Девиз «Сучьего потроха»: «Венец трудов, превыше всех наград» (160):

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»
Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»

Когда казнили Иешуа Га-Ноцри в романе Булгакова? А когда происходит действие московских сцен «Мастера и Маргариты»? Оказывается, все расписано писателем до года, дня и часа. Прототипом каких героев романа послужили Ленин, Сталин, Бухарин? Кто из современных Булгакову писателей запечатлен на страницах романа, и как отражены в тексте факты булгаковской биографии Понтия Пилата? Как преломилась в романе история раннего христианства и масонства? Почему погиб Михаил Александрович Берлиоз? Как отразились в структуре романа идеи русских религиозных философов начала XX века? И наконец, как воздействует на нас заключенная в произведении магия цифр?Ответы на эти и другие вопросы читатель найдет в новой книге известного исследователя творчества Михаила Булгакова, доктора филологических наук Бориса Соколова.

Борис Вадимосич Соколов

Критика / Литературоведение / Образование и наука / Документальное