Венедикт Ерофеев «Москва – Петушки», или The rest is silence

Вторая загадка: противопоставление блондинок и брюнеток, связанное, по всей видимости, с символикой белого и черного цветов – доброго и злого начала. У Веничкиной «царицы» – светлые волосы, белые глаза, белесые ресницы:

На кого, на кого теперь намекает, собака? Почему это брюнетки все в целости, а блондинки все сплошь изнасилованы? Что он этим хочет сказать, паразит? (201)

Но значение ясно: речь идет о «ней», которой среди безысходного насилия жизни только и остается, как быть «…» и т. д.

Смысл третьей загадки подтверждает разгадку второй. Папанин, упоминающийся в этой загадке в связи с географическими передвижениями, относится к И. Д. Папанину (1894–1986) – географу и исследователю Арктики. Веничка размышляет в недоумении: «Почему это в Петушках нет ни А, ни Ц, а только одни Б? На кого он, сука, намекает?» (202). А и Ц – первая и третья буквы латинского алфавита. «Б» – блядь, вполне известное и популярное сокращение. По объяснению Сфинкса, представителя силы и власти, именно такой род жителей населяет Петушки.

Четвертая загадка – нагнетание абсурда («полива», как это назвали Вайль и Генис). Веничкин маршрут со всеми запоминающимися деталями: пирожными, бефстрогановом, хересом и выменем, – проходит лорд Чемберлен, поскальзываясь на символических этапах: Курский вокзал – ресторан – Кремль – Петушки.

Пятая загадка разворачивается на историческом материале: восстание под руководством Минина и Пожарского. «Курский вокзал» – промежуточная станция, к которой вечно стремились из мира «смутной» действительности: надежда, иллюзия, неиссякаемый импульс. Но на пути России – Россия-сфинкс: «И с такою бандитскою рожей!» (202). В этом персонаже проступает воландовская свита: ухмыляющийся, страшный кот Бегемот и черт Коровьев, чья характеристика похожа на Сфинкса: «…и рожа совершенно невозможная»[214].

Сфинкс – зло и безумие, пленившие незаурядный ум и красоту. Утверждение, которое раскрывается в сопоставлении с «Бесами» Достоевского:

Да добро бы он только смеялся! – а то ведь он, не переставая смеяться, схватил меня за нос двумя суставами и куда-то потащил… (203)

____________________

Николай Всеволодович, стоявший в стороне один, и к которому никто не обращался, вдруг подошел к Петру Павловичу, неожиданно, но крепко ухватил его за нос двумя пальцами и успел протянуть за собою по зале два-три шага[215].

Но Сфинкс – это и сам Веничка: спивающийся самоубийца, ищущий бездорожья, оставивший сына, высокомерно отвергнувший «суету» повседневного созидания, губящий любимую: «…ты один у нее такой душегуб?» (151).

…Да это ты, Карп, Сидор, Семен, ярославский, рязанский мужичок, соотчич мой, русская косточка! Давно ли попал ты в сфинксы?

Или и ты тоже что-то хочешь сказать? Да, и ты тоже – сфинкс. ‹…›

Увы! не довольно надеть мурмолку, чтобы сделаться твоим Эдипом, о всероссийский сфинкс![216]

Просыпаясь от сонного пьяного кошмара, В. Е. кричит – Сфинксу – России – себе самому: «Куда ты меня волокешь?..» (203).

В пространстве мчащегося поезда мечется герой «Москвы – Петушков». Единственная связь с миром – оконное стекло. Пытаясь разглядеть, что делается за ним, В. Е. упирается в одно и то же слово: «…» (204). И тут его пронзает: он едет не в Петушки, поезд тащит его в Москву, к Кремлю, откуда он бежал, топя в алкоголе больную душу. Состав, выехавший из «четвертого тупика», алкоголь, гнавший на поиски земного Эдема, – ведут к Красной площади.

В начинающихся галлюцинациях все ближе подступает реальность. Первое отражение, двойник героя – женщина в трауре: «копия с „Неутешного горя“, копия с тебя, Ерофеев» (205). «Женщина плачет» – выражение земной боли. В этот момент в герое просыпается поэт, вместе с «бабой» вытесненный из «леммы»:

О позорники! Превратили мою землю в самый дерьмовый ад, и слезы заставляют скрывать от людей, а смех выставлять напоказ!.. (206)