Венера плюс икс. Мечтающие кристаллы

Горти быстро все запоминал, однако соображал медленно; эйдетическая память – враг методического мышления. В конце концов, он и сам додумается, но к тому времени может превратиться в калеку и раба Людоеда. Как этому помешать? Написать записку? Он, возможно, даже не в сознании, чтобы ее прочитать! Если бы она сама была телепаткой… Зачем?! У нее уже есть телепат!

– Солум, – решительно сказала Зена, – ты можешь здесь (она прикоснулась ко лбу) не только слышать, но и говорить?

Великан отрицательно покачал головой, потом схватил исписанный листок и ткнул ручкой в слово.

– Горти? Ты способен говорить с Горти?

Солум опять покачал головой и сделал волнообразные движения руками от головы.

– А-а, ты не умеешь проецировать мысли, но если он сам захочет, то сможет прочитать.

Солум с готовностью закивал головой.

– Отлично! – Зена глубоко вздохнула. Теперь она в точности знала, что делать. Чего бы это ни стоило.

– Отведи меня к ним, Солум. Ты меня схватил. Я напугана. Доберись до Горти. Придумай как. Подойди к нему и думай сильно-сильно. Думай: «Спроси у кристаллов, как можно убить одно из их порождений? Узнай у кристаллов». Понял, Солум?

Барьер сформировался много лет назад, когда Горти сделал простой вывод: властные призывы, будившие его по ночам, предназначались не ему, а Зене. Cogito ergo sum. Возведенный барьер годами стоял без внимания, пока Зена не предложила проникнуть в загипнотизированный Зайкин разум. Ради этого барьер пришлось убрать, как и тогда, когда он воспользовался психическим чутьем, чтобы определить, в каком трейлере держат Кей и в чем заключалось предсмертное желание Гаваны. Поэтому, когда Людоед вернулся и швырнул в него свое отточенное, отравленное копье ненависти, он застал чувствительный, незащищенный ум Горти врасплох. Юноша рухнул на пол, корчась в агонии.

В обычном смысле он полностью потерял сознание. Он не видел, как Солум поймал падающую в обморок Кей Хэллоуэл и держал ее поперек туловища длинной рукой, как схватил другой рукой кукольнолицую сердобольную Зайку, которая отчаянно пыталась вырваться из хватки великана. Не помнил, как его несли в большой трейлер Людойе, как через несколько минут появился дрожащий словно осиновый лист и злющий Арманд Блюэтт. Не был свидетелем скоротечного гипнотического сеанса, заставившего бьющуюся в истерике Зайку замолчать и равнодушно выдать адрес мотеля, где пряталась Зена, а также резкой команды, отданной Людоедом Солуму, чтобы тот доставил лилипутку. Не слышал грубого приказа Людоеда судье Блюэтту: «Ты и девчонка мне больше не нужны. Отойди и не мешайся под ногами». Не видел, как Кей внезапно метнулась к двери, и судья жестоко ударил ее кулаком, отбросив обратно в угол, со словами: «А мне ты еще пригодишься, милашка. Второй раз тебе не уйти».

Зато помрачение открыло новый мир, существовавший рядом с первым. Горти смог увидеть его потому, что с глаз спала пелена обычного мира.

Это была среда, сотканная из мерцающих впечатлений и созерцаний, блаженства взаимности абстрактного мышления, восхищенного движения от одной сложной структуры к другой, увлекательной сосредоточенности на далеких, эзотерических конструктах. Горти ощущал присутствие других индивидуальностей. Между ними не было никакой связи, за исключением редких сближений и где-то вдалеке – слияний пар, что, как он немедленно понял, было исключительным событием. В остальном мир населяли саморазвивающиеся сущности, и каждая переживала богатую эволюцию сообразно своему вкусу. Жизнь продолжалась так долго, что смерть перестала играть какую-либо роль за исключением эстетической концовки. Здесь не существовало голода, жадности, преданности и страха; подобные вещи не имели ни малейшего отношения к базисным принципам.

Наученный принимать окружающее на веру, Горти не стал копаться в ощущениях, проводить сравнения, не был ни заинтригован, ни растерян. В своем новом состоянии он воспринимал удары ввергнувшей его в небытие силы скорее как тупые толчки, чем уколы копьем. Он легко их отклонял, однако решил вернуться в сознание, чтобы разобраться с раздражителем.

Горти открыл глаза и встретился взглядом с сидящим за столом Пьером Людойе. Юноша сидел на стуле, голова свисала набок.

– Горти, – позвал мягким, приветливым голосом Людоед. – Мой мальчик. Я так давно ждал этого момента, начала наших великих совместных свершений.

Юноша раскрыл глаза и осмотрелся. Блюэтт представлял из себя смесь адского страха и злобы. Кей Хэллоуэл сжалась в комок в углу напротив входной двери. Зайка сидела рядом с ней, вяло держась за предплечье Кей и наблюдая за происходящим безучастным взглядом.

– Горти, – чуть повысил голос Людоед. Юноша снова встретился с ним глазами, с легкостью заблокировав гипнотическую энергию, источаемую Людоедом. Мягкий голос продолжал ворковать. – Ты теперь дома, Горти. По-настоящему дома. Я помогу тебе. Твое место здесь. Я понимаю твою натуру. Знаю, чего ты хочешь. Я сделаю тебя счастливым. Со мной ты познаешь величие, Горти. Я буду тебя оберегать. А ты поможешь мне. – Хозяин балагана улыбнулся. – Ты согласен, Горти?