Они долго не могли успокоиться. Поначалу Арманд хотел добраться до мальчишки ради мести, потом задумался, что скажут люди, если малец выдаст собственную версию происшествия. Прошли сутки, неделя, месяц… Настало время, когда можно было, воздев очи горе, загадочно произнести: «Теперь бедная крошка в надежных руках» и услышать в ответ: «Понятное дело…». В любом случае все знали, что мальчишка Арманду не родной сын.
А в уголке разума Арманда Блюэтта притаилась мыслишка: в будущем надо следить, не объявится ли где молодой человек без трех пальцев на левой руке.
2
Хэллоуэлы жили на окраине города. В доме был лишь один недостаток: он располагался на перекрестке, где автомобильная трасса штата под углом соединялась с концом главной улицы, отчего машины день и ночь с ревом проносились и мимо передних, и мимо задних ворот.
Кей, дочка Хэллоуэлов, была озабочена своей репутацией в глазах общества настолько, насколько могут быть озабочены лишь семилетние дети. Ее попросили вынести мусор; по обыкновению, она немного приоткрыла задние ворота и высунула нос, проверяя, не застанет ли ее кто-нибудь за выполнением неблаговидной работы.
– Горти!
Мальчишка отступил в тень.
– Гортон Блюэтт, я тебя вижу.
– Кей… – Мальчик подошел к девочке, остановился рядом с забором. – Слушай, никому не говори, что видела меня, хорошо?
– Но по… Ой! Ты убежал из дома! – вырвалось у нее, когда она заметила пакет под мышкой Гортона. – Горти, тебе нехорошо? – Лицо мальчика побледнело и осунулось. – Ты повредил руку?
– Немного. – Он крепко сжимал левое запястье правой рукой. Левая кисть была обмотана двумя-тремя носовыми платками. – Они полицию вызвать хотели. Я вылез через окно на крышу сарая и прятался там до вечера. Меня искали… Никому не скажешь?
– Не скажу. Что в пакете?
– Ничего.
Если бы Кей настояла, потянулась к пакету, их встреча, возможно, стала бы последней. Но девочка всего лишь попросила:
– Горти, пожалуйста.
– Возьми сама и посмотри. – По-прежнему держась за запястье, Гортон повернулся боком, позволяя Кей вытащить пакет.
Девочка заглянула в пакет и увидела раздавленную, обезображенную голову Джанки. На нее уставились два сверкающих глаза. Кей взвизгнула.
– Что это?!
– Джанки. Он у меня с рождения. Арманд ногой раздавил.
– И поэтому ты убежал?
– Кей, ты куда пропала? – раздался окрик.
– Иду, мама!.. Горти, меня зовут. Ты вернешься?
– Никогда.
– Ух ты… Мистер Блюэтт такая скотина…
– Кей! Немедленно в дом! Дождь на дворе!
– Да, мамочка!.. Горти, я хотела сказать: мне не следовало над тобой смеяться. Хекки принес червей, я подумала, это какая-то шутка, вот и все. Я даже не знала, что ты взаправду ел муравьев. Я однажды наелась обувного крема. Пустяки.
Горти оттопырил локоть, и девочка осторожно всунула пакет обратно.
– Я вернусь, Кей. Когда-нибудь, – сказал Гортон, словно последняя мысль только сейчас пришла ему в голову. Так и было.
– Кей!
– Пока, Горти! – Мелькнули карамельные волосы, желтое платье, кружевца, оставив после себя лишь закрытые ворота, дощатый забор и затихающий звук торопливых шагов.
Гортон Блюэтт стоял в темноте, под моросящим дождем, замерзший, жар ощущался только в раненой руке, да еще в горле. Он с усилием проглотил ком и, подняв глаза, увидел перед собой призывно открытый задний борт остановившегося перед светофором крытого грузовика. Мальчишка подскочил к машине, забросил маленький пакет в кузов, попытался влезть сам, помогая себе здоровой рукой. Грузовик тронулся с места, и Горти отчаянно дернулся, чтобы удержаться. Сверток с Джанки покатился обратно к борту, мимо мальчишки. Горти поймал его на лету, из-за этого ослабил хватку и начал выпадать из кузова.
Внутри крытого пространства возникло какое-то движение, кто-то крепко схватил Горти за больную руку. Ослепительно полыхнула боль, мальчишка чуть не потерял сознание. А потом понял, что лежит на подпрыгивающем днище кузова, все еще сжимая собственное запястье.
– Эй, пацан, жить надоело? – Над ним склонился толстый мальчишка примерно одного с Горти возраста, но, наверное, с тройным подбородком. – Что у тебя с рукой?
Горти было не до разговоров – он с трудом сдерживал слезы. С неожиданной осторожностью толстяк отвел здоровую руку Горти от повязки и принялся разворачивать носовые платки. Добравшись до последнего, увидел в полосе света от уличного фонаря кровь и воскликнул: «Блин».
Когда грузовик остановился у очередного светофора, толстый мальчишка еще раз внимательно рассмотрел рану и повторил «вот блин» без особого выражения. Сочувствие отразилось лишь в узелках морщин вокруг глаз. Горти понял, что толстяк его жалеет, и только тогда позволил себе заплакать, уже не таясь. Он не хотел – так получилось, и продолжал плакать, пока мальчишка снова перевязывал руку носовыми платками, и еще долго после.