Читаем Венок на могилу ветра полностью

А он думает. Думает только об этом. Неужто нет на свете хитрости хитрее хитрой женщины? Не может быть такого. Если хочешь быть богом, надо помнить о том, что других богов нет. Стоило вспомнить про это отцу — и он снова стал исполином. Дзака ему в том помогла. Про нее им известно лишь то, что она сама рассказала. Что там правда, что — ложь, им пока не узнать. Говорит, что ушла от погони. Дескать, мужа убили абреки. Напали в дороге, когда он, она и сынок возвращались домой из дзуара, святилища, где дары подносили за то, что в семье их давно уже лад и достаток. Выходит, сами беду и накликали. Абреков[15]

напало с десяток. Муж, однако, был не из робких: разговаривал дерзко, — так, будто не о трех жизнях разом заботился, а о том лишь, чтоб честь свою не уронить. Постепенно те распалялись и ссорились. Не успел он кинжал свой достать, как вожак его пристрелил, вогнав пулю в лоб, как в полено. Сыну было двенадцать. Вроде не мальчик уже, но и явно не муж. Он крикнул, метнулся, выхватил из материнских волос костяную заколку и бросился на вожака. Целил в шею, но тот увернулся. А потом привязал его вожжей к подводе, распряг их коня, пустил тут же на склон, попастись, а мальчишке в рот сунул удила, приказав одному из абреков покрепче держать за узду. Потом все и вовсе пошло кувырком: отцепив от брички одно колесо, они покатили его к каменистой скале, прислонили к ней и приладили женщину сверху. Но попользовались ею не все: у двух или трех не хватило на это задору — после того, как вволю наслушались, как вопит ее сын. Отвернуться или хотя бы опустить ниже голову его не пускала узда. От отвращения Дзака почти ничего и не чувствовала, кроме тупой боли там, где прежде, прижатая ужасом к сердцу, трепыхалась птицей душа. Она все глядела на сына и не могла отвести своих глаз. Потом вожак притомился им мстить и приказал остальным собираться. Она все так же смотрела сыну в глаза и понимала о нем, что ему теперь лучше не жить, только вместе с тем думала, как его ей спасти, а потому постаралась уговорить его взглядом смилостивится над нею и не покидать. Муж валялся в подводе ненужным мешком, раскинув в стороны руки, лицо его оставалось повернутым прочь. Дзака говорит, что не сразу припомнила, кто там такой, когда отвернулась сама, чтобы не видеть, как абрек, державший узду и подаривший черед свой другому, приткнул дуло винтовки к виску ее сына и взвел тихий курок. Раздался выстрел, и ей сделалось легче, потому что теперь она могла никого не стыдиться и умереть. Однако вожак решил по-другому. Он приказал ее развязать и даже не трогать кобылу с повозкой. Они сами вырыли яму и скатили в нее мертвецов. Потом присыпали грунтом и предложили Дзака отправляться за ними туда, где всем на все наплевать. Она отказалась. Абреков она презирала: за излишней грубостью и бравадой скрывалось трусоватое смущение. Когда они уехали, она пригладила могилку, обняла ее и заснула, не заметив, как подступила ночь. В темноте ей вдруг сделалось страшно, как будто за нею, незрячей во мгле, следит сотней глаз заставший ее врасплох и почерневший стремительно мир, так что от страха она не могла пальцем пошевелить, не говоря уже о том, чтобы броситься в пропасть и покончить с собой. Потом ночь прошла, и она поняла, что зевает. Ей сделалось жутко при мысли о том, что она может спокойно зевать, когда в двух шагах от нее под землею томятся тела ее мужа и сына. Она растерялась. Рядом стояла кобыла с повозкой, которой абреки, прежде чем ускакать, вернули на ось колесо. В пыли под копытами валялась ее костяная заколка. Поправив волосы, Дзака вдела ее в косу, повязала платком, напилась воды из издохшего в прель бурдюка и уселась в подводу. Что-то твердое уткнулось ей снизу в бедро. Откинув солому, она разглядела кривой пистолет с длинным дулом, который ей откуда-то был точно знаком. Когда она наконец поняла, что это тот самый, что торчал из-за пояса застрелившего сына абрека, в груди у нее что-то всхлипнуло и порвалось. Отрыдавшись, Дзака взнуздала кобылу, укрыла повозку в лесу, а сама, отметив крестом перевязанных веток взгорок свежей земли, помчалась по следу убийц.

Перейти на страницу:

Все книги серии Мастер серия

Похожие книги

Ход королевы
Ход королевы

Бет Хармон – тихая, угрюмая и, на первый взгляд, ничем не примечательная восьмилетняя девочка, которую отправляют в приют после гибели матери. Она лишена любви и эмоциональной поддержки. Ее круг общения – еще одна сирота и сторож, который учит Бет играть в шахматы, которые постепенно становятся для нее смыслом жизни. По мере взросления юный гений начинает злоупотреблять транквилизаторами и алкоголем, сбегая тем самым от реальности. Лишь во время игры в шахматы ее мысли проясняются, и она может возвращать себе контроль. Уже в шестнадцать лет Бет становится участником Открытого чемпионата США по шахматам. Но параллельно ее стремлению отточить свои навыки на профессиональном уровне, ставки возрастают, ее изоляция обретает пугающий масштаб, а желание сбежать от реальности становится соблазнительнее. И наступает момент, когда ей предстоит сразиться с лучшим игроком мира. Сможет ли она победить или станет жертвой своих пристрастий, как это уже случалось в прошлом?

Уолтер Стоун Тевис

Современная русская и зарубежная проза
Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза