Верность.

А вот это неожиданно! Я вскинула на Лёшку вопросительный взгляд, он кивнул:

— Угу. И скажу я тебе, шороху ты навела тогда... Недели на две. А потом – Оп! — и всё. Сначала его рванули, потом тебя нашли. Ну как тебя... — красноречиво развёл руками.

— А ты видел, как Дениса...

— Нет. Я же вообще не из этой тусовки, сама понимаешь. Но Макс вроде видел, он в тот день с ним ездил. А я даже на похоронах не был, хотя там шествие собралось, как на демонстрацию. Полгорода, наверное, не говоря о приезжих. Целыми Икарусами прибывали, в основном афганцы. И это несмотря на то, что на Машкова публично всех собак повесить пытались — и коррупцию, и хищения, и мокруху, и бандитские разборки. Такое, знаешь, воплощение провинциального зла. До маразма... Короче, ушёл он громко. Даже Зойкиного мужа не так хоронили, хотя он вроде, при жизни постатуснее был.

— Не сравнивай их! — почти крикнула я, но тут же взяла себя в руки. — Панин был конченой мразью, его вообще надо было просто на свалку вывезти и бросить, чтобы вороны склевали.

— Ого, — хмыкнул Лёшка. — Радикально. А ему, ведь, знаешь, и так нехило досталось. Его замучили до смерти. И до сих пор, насколько я знаю, так и не раскрыли, кто это сделал.

— Мало ему, гаду!

Замолчали. Начавшийся с легчайшего флирта разговор стремительно превращался в шторм.

— Люд, а эта ненависть... Она как-то связана с твоим... исчезновением?

— А как вы с Максом познакомились? — демонстративно, вопросом на вопрос ответила я, и Лёшка тут же «отхлынул», ослабляя напор. Даже откинулся на спинку стула:

— Да мы же с ним как-то чуть не подрались на рынке за кассету Наутилуса. Потом уже вспоминали, ржали над этим. Я говорю, если бы ты мне тогда сказал, что это для Людки, я бы уступил. А он говорит, если бы тогда сказал, что ты и есть Лёшка, я бы тебя за химо и к ней... — Помолчал, пытливо поглядывая на меня исподлобья. — Ну а потом соприкоснулись ещё раз, когда тебя искали, и как-то так и пошло. По-пацански совпали, вот и всё. Ничего особенного.

— Но ты же в армию ушёл?

— Да не... — усмехнулся он. — Планы резко изменились, пришлось немного поуклоняться.

И меня осенило:

— Так все эти объявления о розыске, не твоя работа, случайно?

Он на мгновенье замер и тут же подался вперёд, снова окуная меня в свою плотную энергетику:

— А ты, значит, в курсе? Откуда?

Я замешкалась. Как можно небрежнее дёрнула плечами:

— Да просто. Случайно узнала. Рассказали.

— Мм... — сцепив руки на груди, хмыкнул он. — Просто, значит? Понятно.

Повисла долгая, тяжелая пауза. Действительно выходило странно. Получалось, я знала, что меня искали, но так и не объявилась. Сознательно. Выглядело это, прямо скажем, по-свински. Но начни я сейчас оправдываться, пришлось бы про причины, по которым не объявилась рассказывать, а среди них — колония и прочее, прочее, прочее... Одно за другим, по мелочи, а в итоге — всю жизнь переворошить. Страшно. Да и надо ли? Ведь мало того, что события там явно не те, которыми можно похвастать, так ещё и секреты тоже не только мои. Например, подлогом документов будущей фрау Трайбер занимался Николос, а ещё — кто-то же провернул всю эту махинацию со смертью Бобровой? И я была уверена на все сто, что Ник точно не треплется об этом на каждом углу. Он вообще не треплется. Вот и мне не сто́ит. Тем более что завтра домой, а дальше — кому какое дело до правды?

— Лёш, я тогда просто сбежала. Понимаю, что это было с моей стороны свинством, но... Всё как-то один к одному сошлось — Зойка, ты, Денис... беременность. И я решила, что проще плюнуть и начать заново. — Помолчала, не зная как закончить, и просто глупо развела руками: — Извини. Так получилось.

Лёшка задумчиво буравил меня взглядом и кивал, словно соглашаясь с моими словами. Потом вдруг глянул на часы.

— Ладно. Десять минут до закрытия... Ты мне скажи, тебе прям срочно нужно ехать именно завтра?

Ого. А  это оказалось проще, чем я думала! Лёшка принял моё объяснение без лишних сомнений и обид. Ну что ж, времени реально прошло очень много и правдой теперь можно назначить что угодно, до этого уже реально нет никому дела.

— Да. Алексу седьмого в гимназию. И так, получается, что приедем накануне вечером. Почти с корабля на бал.

— Ну а если задержаться немного? На пару-тройку дней? Ты ж, небось, и у своих-то на могилках не была ещё? Нехорошо как-то, не кажется? Сначала сбежала, а теперь была рядом и даже не заехала.

— Не успела, — сокрушённо кивнула я, чувствуя, как эта мысль царапает по живому. — Но теперь уже поздно. Школу пропускать нельзя, у нас там для этого реально серьёзные причины нужны. — Натянуто улыбнулась. — Запиской от мамы не обойдёшься, увы. Чревато санкциями.

— Ну понятно. А как ехать думаешь, с ночёвками?

— Конечно! Первая в Брянске, вторая в Бресте, ну или в Варшаве, как пойдёт. А от Польши уже одним броском до Гамбурга. Итого три дня.

— Понятно. Ладно, пойдём? Провожу тебя до гостиницы.

Вышли на улицу. После тёплого уюта кафешки показалось, что не только снег — а даже воздух вокруг хрустит.