Весенная пора

— Наши богачи говорят, что в засушливые годы они спасали людей, давая им хлеб и сено в долг. А кто этот хлеб сеял, кто это сено косил? Сами? Нет! Тогда каким же это образом растут их богатства? И почему беднота все больше и больше разоряется? Все это оттого, что трудовые люди от зари до зари спину гнут, а плоды их труда достаются этим вот баям. Кто не знает, на каких условиях они давали беднякам в долг! За один воз сена через год они брали два, за рубль — два, за пуд хлеба— три. Семена давали за две трети будущего урожая. Дадут весной пуд зерна — осенью могут получить тридцать пудов. Так создавались их богатства. Засуха, голод, мучения трудящихся, нищета — счастье для баев… Вот Судов умный и образованный человек, вы слышали его речь. А ведь правда и ему не по вкусу, — ни одного умного, ни одного правдивого слова не сказал. Грозился поджечь свои дома, говорил, что уничтожит скот. Нет, Михаил Михайлович, этого мы вам не позволим. Ваше богатство — народное богатство. Мы и вернем его народу…

— Ограбишь, значит?

— Осторожнее, Михаил Михайлович! Поберегите слова, а то скоро и сказать нечего будет! Не забывайте, что вы тут не с батраками разговариваете, а с народом-победителем, с советской властью… Не будет эксплуатации— и несчастных не будет, народ мучиться перестанет. Сила и правда на нашей стороне. Видите, даже маленький батрацкий мальчик силою правды заставил замолчать первого улусного бая Ивана Сыгаева. Мы заставим всех богачей прикусить себе языки! — крикнул Афанас, стуча кулаком по самодельной кафедре, покрытой красной материей. — Я был на первой губернской конференции бедноты, — уже спокойнее продолжал он. — О работе конференции я расскажу на следующем собрании особо, сейчас же сообщу только вот что.

Первым делом мы послали привет товарищу Ленину. И на другой же день получили от него ответ. — Афанас вытащил из кармана маленькую записную книжку и прочел — «Раскрепощенные от царистского угнетения, освобождающиеся от кабалы тойонов, якутские трудящиеся массы пробудятся и с помощью русских рабочих и крестьян выйдут на путь полного укрепления власти самих трудящихся»[39]. Вот, слыхали? Нам поможет русский народ, поэтому мы победим! Да здравствует Ленин! Да здравствует революция!

Люди с торжествующими криками и аплодисментами поднялись с мест.

— Встать, — закричал во все горло Никита, вскочивший раньше всех ребят, и взмахнул рукой.

Вставай, проклятьем заклейменный… —

зазвенели мальчишеские голоса.

К мальчикам присоединилась учительница Вера Дмитриевна, за ней другие девушки и парни, и вот уже пел весь зал. Победно гремела песня революции:

Лишь мы, работники всемирнойВеликой армии труда,Владеть землей имеем право,Но паразиты — никогда…

В улусе образовалась первая партийная ячейка. В партию вступили председатели ближайших ревкомов Семен Трынкин и Матвей Мончуков. Стал коммунистом и вечный горемыка, в прошлом охотник, а ныне школьный сторож Егор Сюбялиров. Он целиком отдался партийной работе. Неграмотный, он «записывал» в тетрадь свои «тезисы», изображая на бумаге сани, клади хлеба, новые дома с широкими окнами. Сюбялиров шел вперед, преодолевая все трудности жизни, как прежде продирался он с тяжелой ношей сквозь таежную чащу.

Стали коммунистами также Афанас Матвеев и Дмитрий Эрдэлир. В партию шли сыны нужды и страдания, участники борьбы и победы. Секретарем ячейки выбрали учителя Ивана Кириллова.

Начались занятия политшколы, где коммунисты изучали материалы X съезда партии: о единстве партии, о замене продразверстки продналогом, о переходе к новой экономической политике. Организовался кружок молодежи по изучению устава комсомола, речи Ленина на III съезде комсомола.

Все чаще ставились спектакли, в которых Никита играл дерзких батраков, а на школьных вечерах он еде-лался непременным чтецом.

Дело шло к весне, когда из города приехал в улусный ревком Виктор Бобров. В первый же вечер Бобров вместе с Кирилловым зашел в интернат. Ребята сидели за ужином вокруг стола. Увидев русского фельдшера, Никита выронил из рук ложку и притаился за огромным котлом.

— Здравствуйте, товарищи! — сказал Бобров, остановившись посреди комнаты. — А где тут Никита Ляглярин?.

— Вот он! Вот сидит! — зашумели ребята и вытолкнули Никиту из-за стола.

— Постой! Да неужели это ты, Никита? Ух, как ты вырос!

Бобров обнял растерявшегося парня. Это сразу возвысило Никиту в глазах товарищей.

Несколько дней, проведенных Бобровым в Нагыле, были праздником для Никиты. Несмотря на многочисленные собрания и заседания. Бобров все-таки находил время поговорить с ним. Он хвалил Никиту за успехи в учебе и посоветовал ему стать комсомольцем.