Весенная пора

Василий Кадякин побежал в школу, шлепая большими рваными торбосами. Он вернулся в разгар сражения вместе с Егором Сюбялировым, который держал в руках огромную деревянную лопату для очистки снега. Егор вбежал в самую середину дерущихся и, высоко подняв лопату, заорал во все горло:

— Довольно! Пошли в помещение, новости есть!

Драка прекратилась, и противники покорно двинулись за Сюбялировым. Войдя в дом, Егор оглядел притихших ребят. Широко расставив ноги в старых валенках, он дернул себя за кончик жестких черных усов, будто сдирая сосульки, и начал:

— Что это было у вас? Игра или драка? Если игра, то глупая, жестокая игра! Если драка, то это стыд и позор! Буржуйские сынки захаживают к вам науськивают вас друг на друга. Что говорил Бобров? Комсомольцы должны идти впереди всей молодежи, вести всех за собой. А ты, например, что делаешь, Федосьин сын? Кого ты ведешь за собой? Когда ты говорил на диспуте, я подумал: вот кто будет настоящим коммунистом. А ты что делаешь?!

— Зеленопузые прошлой ночью были здесь и говорили, что беспартийные ребята всю жизнь будут ненавидеть комсомольцев, — сказал Кадякин.

— Вот! — вскричал Егор и, схватив за руку беспокойно озиравшегося по сторонам оборванного паренька из «восточных», сказал: — А ну-ка расскажи, Петр, что они у вас говорили.

— Ничего они не говорили… — буркнул кто-то из «восточных».

— Расскажи, Петр…

Петр старательно провел рваным рукавом шубейки под носом, потоптался и заговорил:

— Да что… Говорили, что комсомольцы выгнали нас из этого дома… Что их будут одевать и кормить лучше, чем нас… Что они будут над нами тойонами… — И Петр спрятался за спинами товарищей.

— Вот-вот! — взревел Егор, медленно оглядывая ребят. — Слышите вы? Ну, выходите теперь все на улицу! Ломайте друг другу кости, радуйте зеленопузых! Ну, что стоите?

Все смущенно молчали и старались не глядеть друг на друга.

— Ну, я пошел — В дверях Егор остановился и добавил, ни к кому не обращаясь: — Я еще узнаю, кто это придумал, чтобы комсомольцы жили отдельно. Партия всегда живет с народом…

— Слыхали, черти, какой стыд! — прошипел Кадякин. — Войну между собой затеяли, на радость буржуям.

— Да, стыдно… — промолвил Никита. — Давайте будем жить все вместе, и все против буржуев.

— Давайте, как было! — загалдели все разом. И вся разноголосая возбужденная толпа ребят, удивляя людей и пугая лошадей, повалила переселять «восточных» обратно.

Весною, когда начал таять снег, ребятам выдали по четыре аршина мануфактуры.

Многие побежали домой поделиться своей радостью с родителями. Никита весь вечер таскал сверток под мышкой, а ночью положил его под голову. Утром взял с собой в школу, запихал его в парту и во время урока украдкой поглаживал. На следующую ночь он снова положил свой клад под голову и, проснувшись, сразу ухватился за него.

Однако таскаться целый день со свертком было неудобно, и Никита засунул его между какими-то старыми вещами и посудой на полку в пустом чулане. Пока ребята мылись, пока делили хлеб и пили чай, он несколько раз заглядывал в чулан. Из-под хлама виднелся краешек черного ситца, будто подмигивая ему своими белыми полосками.

Уходя в школу, Никита снова заглянул в чулан и остановился, пораженный: его сокровище исчезло… Зазвенело в ушах, закружилась голова, и, чтобы не упасть, Никита прислонился к стене. Потом он взобрался на широкую полку и, ползая на коленях и поднимая пыль, сбрасывал вниз чьи-то лохмотья, старую посуду, какие-то коробки… Нет! Спрыгнул на землю, порылся на нарах… Нет! Залез под нары… Нет!

— Ты что? — спросили удивленные ребята, толкаясь в дверях чулана.

— Ситец! — только и смог произнести Никита и выскочил на улицу.

Ребята расступились.

— Куда ты!.. Остановись!.. — кричали они ему вдогонку.

Никита кинулся на восточную окраину поселка, где в одном из домов помещались партийная и комсомольская ячейки и улусный ревком. Зачем? Кто его знает! Зачем? Они же распределяли мануфактуру, а то, что дали, исчезло!

Он бежал не по дороге, а напрямик, по косогору, с которого сдуло снег, и вдруг провалился сквозь тонкий ледок в какую-то яму, зачерпнув полные торбаса воды. Никита лег на спину и поднял ноги. Вода из торбосов хлынула ему прямо на лино и грудь. С визгом вскочил Никита, отряхнулся и побежал дальше. Вода стекала с лохмотьев и хлюпала в торбасах.

Утро было морозное. Никитины отрепья начали покрываться сосульками.

С измазанным лицом, в обледеневшей одежде, влетел Никита в комнату, где только что окончилось партийное собрание.

— Ваш ситец пропал! — закричал Никита.

— Что он говорит? Что с ним? — недоуменно спрашивали друг друга люди.

— Мой ситец пропал!

— Где? Когда? Какой ситец? — все окружили Никиту.

— Который вы дали… Сегодня утром украли из чу-«лана… И я опять остался голым! — задыхаясь, выкрикивал Никита.

— Да ты успокойся, друг! Пьян ты, что ли, или не в своем уме? — громко сказал Сюбялиров, схватив паренька за руку. — И вы, товарищи, поспокойнее! Это Федосьин сын… Погодите, я сам узнаю у него.

Егор отвел Никиту в угол, обнял его и, нагнувшись, стал шепотом расспрашивать. Потом выпрямился и сообщил окружающим: