Вещь

Я обгрызла большой палец до крови, но так и не придумала способ избавиться от Марата. Больной и разбитой, мне пришлось тащиться на чертову вечеринку. Предстоял тяжелый вечер и, собрав всю силу духа, я решила, что пойду с Маратом на сейшен, но брать ничего не буду. Нельзя этого допускать. Нельзя брать вещи, когда рядом Марат. Теперь они автоматически становились моими врагами. Даже если мне весь вечер придется смотреть исключительно под ноги, чтобы ни один предмет не привлек мое внимание, я это сделаю. И, конечно, отныне никакого секса, потому что от одной этой мысли мне хотелось бежать в ванну и тереться мочалкой до дыр. Этот человек до того мне опротивел, что часть наваждения ушла. Я вдруг увидела в нем мерзкого карлика с туго набитой мошной, который хочет извести меня, превратить в золу. «Ничего, – думала я, влезая в узкое платье, – мы еще поборемся».

Кассета 12

Чета Михайловых, у которой было много влиятельных знакомых, устраивала очередной вернисаж своих картин. Они оба были художниками и называли себя «Новые символисты». Хотя, насколько я разбираюсь в искусстве, новыми здесь были только толстые белые рамы, привезенные откуда-то из Европы. Все остальное уже встречалось у Пикассо, Руссо и пр. Однако это была та живопись, которую приятно повесить дома и, угощая гостей кофе, ненавязчиво говорить: «Вообще-то я не поклонник символизма (импрессионизма, кубизма и т. д.), но эта картинка хорошо вписывается в интерьер кухни». Михайловы были модными на сегодняшний день и, пользуясь моментом, ковали валюту: одна картина стоила безумных денег. Но, несмотря на это, у них был постоянный круг покупателей. Среди того общества, в которое меня ввел Марат, было немало тех, кого волновали не предметы, а цена на них. Марат называл их Сумчатыми. Если, к примеру, шампанское в магазине элитных вин имело ценник меньше тысячи долларов, то это уже было не вино, а кошачья моча, не стоящая их внимания.

В этот вечер Марат был оживлен как никогда, тормошил меня, называл любимой девочкой и просил прощения за свою выходку.

«Ну, киска, мы же с тобой одной крови, ты все равно никуда от меня уже не денешься, так что терпи», – шутливо подзадоривал он меня. Я старалась казаться веселой и любезной, но в то же время полностью погрузиться в себя и не смотреть ему в глаза. Еще я пыталась как можно меньше глазеть по сторонам, чтобы не нарваться на очередную вещь. С бокалом в руке я передвигалась по огромной мастерской Михайловых, как по минному полю. Мне показалось, что Марат заметил мою настороженность и намеренно водит меня по разным безлюдным уголкам, обращая мое внимание то на один, то на другой предмет. Пытаясь прекратить внутренний мандраж, я стала заливать в себя шампанское бокалами, молясь, чтобы эта пытка закончилась как можно скорее. И чем больше я пила, тем сильнее рос мой страх. Страх перед Маратом. Он жестоко и неумолимо тащил меня по миру вещей, которые поглощали меня все больше и больше, с головой затягивая в свой водоворот. Пока я отвешивала дежурные комплименты художникам по поводу их шедевров, Марат с непонятной злобой поглядывал на меня.

«Пойдем, я покажу то, что тебе точно понравится. По крайней мере, в этом гадюшнике это – единственная стоящая вещь», – тихо прошептал он мне на ухо. Подхватив меня под локоть, он увел меня подальше от других гостей. Я, стараясь отвлечь его от вещей, стала рассказывать про выставку, которую недавно устраивала моя фирма, но казалось, что он был где-то далеко и совсем меня не слышал. За мольбертом, на котором стояло неоконченное полотно, где два червеобразных персонажа сплелись в клубок, я заметила столик с резными ножками, на котором лежали золотые наручные часы. Сделаны они были очень изящно, в старинной манере. Наверное, начало XX века. Марат знал, что я больше не ведусь на новодел. Только старина могла насытить мою алчность. Старинные вещи были особенными, они несли в себе время. Они были многослойны, как торт Наполеон, но при этом, снимая с них первый слой, ты никогда в жизни не мог угадать, что будет дальше.

«Бери, это мой подарок на годовщину нашей встречи, – подтолкнул меня Марат к столу. – Давай скорее, пока все слушают тост вице-губернатора».

«Но я не хочу их», – пыталась я вырваться из его цепких пальцев.