Вещие сестрички

– Именно, миледи. – Шут закатил глаза. И во что он только ввязался?

– Это все ведьмы, – прошептал герцог, ни к кому в частности не обращаясь. – Мы должны сказать миру о ведьмах. Они – зло. Это из-за них кровь никак не смывается. Даже наждачка не помогает.

* * *

Когда случился очередной толчок, матушка Ветровоск как раз спешила по узкой обледеневшей лесной тропинке. Ком снега соскользнул с дерева и плюхнулся ведьме на шляпу.

Все шло наперекосяк, и она это знала. Не говоря уже о… том, что затаилось в лесу, но ведьме выйти из дома в Ночь Всех Пустых? Неслыханно. Поперек всех традиций. Никто не знал, откуда пошел обычай, но суть не в этом.

Она вышла на пустошь и зашагала по хрусткому вереску, с которого ветер сдул снег. Над горизонтом висела серповидная луна, и ее бледное сияние освещало возвышающиеся впереди горы. Там был другой мир, куда даже ведьмы редко заглядывали; пейзаж, оставшийся после морозного рождения мира, сплошь зеленый лед, острые склоны и глубокие потайные долины. Пейзаж, не предназначенный для людей – не более враждебный, чем кирпич или облако, но ужасно, ужасно безразличный.

Вот только на сей раз он наблюдал за ведьмой. Разум, подобного которому она еще не встречала, сосредоточился на матушке. Она посмотрела на ледяные склоны, наполовину ожидая увидеть гигантскую тень, заслоняющую звезды.

– Кто ты? – крикнула госпожа Ветровоск. – Чего тебе надо?

Ее голос эхом поскакал по камням. Где-то высоко в горах раздался приглушенный гул сошедшей лавины.

На краю болота, где летом среди кустов словно дурочки метались куропатки, торчал камень. Он стоял примерно на границе владений двух ведьм, хотя, конечно, никто не трудился официально проводить межевание.

Камень был размером с высокого мужчину, его поверхность отливала голубым. Считалось, будто исполин обладал исключительными магическими свойствами, хотя иных примеров для сравнения не имелось и замерить показатели не представлялось возможным. Если кто-нибудь начинал пристально вглядываться в камень, тот мгновенно отворачивался. Самый застенчивый монолит из известных человечеству.

А еще это была одна из точек выплеска магии, что скапливалась в Овцепиках. Земля вокруг на несколько ярдов оголилась, и от ее поверхности поднимался дымок.

Камень бочком отполз прочь и настороженно выглянул из-за дерева на незваную гостью.

Матушка прождала минут десять. Наконец прибежала Маграт, прямиком из Безумного Горностая, деревушки, чьи добрые обитатели лечили массажем ушей и цветочной гомеопатией решительно все хвори, кроме разве что обезглавливания[7].

Молодая ведьма совсем запыхалась; она явно выскочила из постели и успела лишь накинуть шаль поверх очень тонкой ночной рубашки, которую можно было бы счесть весьма провокационной, кабы Маграт имела, чем провоцировать.

– Вы тоже это почувствовали? – спросила она.

Матушка кивнула и спросила:

– Где Гита?

Обе ведьмы посмотрели в сторону Ланкра, сияющего огнями в снежной мгле.

* * *

Праздник был в разгаре. Свет лился на улицы. Люди нескончаемым потоком входили в дом нянюшки Ягг и выходили из него. Изнутри то и дело доносился взрыв смеха, звон разбившегося стекла и детское хныканье. Похоже, внушительное семейство решило собраться в полном составе. Обе ведьмы в нерешительности замерли на улице.

– Как думаете, мы можем войти? – несмело спросила Маграт. – Нас ведь не звали. Да и бутылки мы не принесли.

– Судя по звукам, бутылок там и без нас предостаточно, – неодобрительно отозвалась матушка Ветровоск.

Какой-то мужчина нетвердым шагом вышел из дверей и налетел на старшую ведьму.

– Счастливой Ночи Всех Пустых, миссис, – пожелал он, всмотрелся в ее лицо и тут же протрезвел.

– Мисс, – рявкнула матушка.

– Ой, простите, пожалуйста…

Матушка царственно проплыла мимо него и велела:

– Идем, Маграт.

Шум внутри буквально бил по ушам. Нянюшка Ягг обошла традицию, пригласив к себе всю деревню, и воздух в помещении уже был за гранью приемлемого уровня загрязненности. Матушка направилась сквозь людское море на звук надтреснутого голоса, объяснявшего миру, почему же из всего многообразия фауны самый удачливый – это ежик.

Нянюшка Ягг сидела в кресле у огня, держа в одной руке кружку, а другой – с сигарой – дирижируя припевом. Ведьма заулыбалась при виде лица матушки.

– О, привет, старая кастрюля! – взвизгнула нянюшка, перекрывая гул. – Все-таки вылезла из своей берлоги? Выпей стаканчик. Нет, два. Привет, Маграт. Бери стул, гони этого подлеца.

Грибо, что свернулся клубком у камина и прищуренным желтым глазом наблюдал за разгулом, недовольно дернул хвостом.

Матушка со всем достоинством опустилась на стул.

– Мы ненадолго, – заявила она и смерила взглядом Маграт, что уже тянулась к чаше с орешками. – Вижу, ты занята. Мы просто зашли узнать, не заметила ли ты… чего. Сегодня. Немного раньше.

Нянюшка Ягг наморщила лоб.

– Старшенький Даррона приболел. Нахлебался пива из отцовской кружки.

– Если только ему совсем худо не стало, то вряд ли я о нем, – возразила матушка. Затем нарисовала в воздухе сложный оккультный знак, на который нянюшка не потрудилась обратить внимание.