– Чуть за полночь, – ответил Хьюэл. – И ты знаешь, как твой отец отзывается о тех, кто поздно ложится.
– А я не ложусь, я рано встаю. Рано вставать очень полезно для здоровья. Еще я приму весьма полезный напиток. Можешь пойти со мной, – прибавил Томджон, – заодно присмотришь.
Хьюэл с сомнением поглядел на парня.
– Ты знаешь, что говорит твой отец о выпивке.
– Знаю. Что постоянно напивался в молодости. Что мог всю ночь крякать эль, а потом пойти домой в пять утра, разбивая по дороге стекла. Что был крепким малым, не чета нынешним слабакам, те вообще пить не умеют. – Томджон посмотрел в зеркало и оправил дублет. – Знаешь, Хьюэл, я так думаю, ответственность за свое поведение приходит с возрастом. Как варикоз.
Гном только вздохнул. Об умении Томджона запоминать все неосторожно ляпнутые истории ходили легенды.
– Ладно. Один стакан. И где-нибудь в пристойном месте.
– Конечно, – пообещал Томджон и поправил шляпу с пером. – Кстати, а как именно можно крякать эль?
– Это значит пить, но по большей части расплескивать, – пояснил гном.
Как вода Анка была гуще и населеннее обычной речной, так и воздух в «Залатанном барабане» был спертее нормального и напоминал сухой туман.
Эта удушливая атмосфера выплеснулась на улицу, когда на глазах Томджона и Хьюэла какой-то мужик стремительно покинул помещение через черный ход и не коснулся земли, пока не врезался в стену на противоположной стороне улицы.
Из помещения вышел огромный тролль, нанятый владельцами с целью поддержания порядка, вытащил еще пару обмякших тел, уложил на брусчатку и пнул по чувствительным местам.
– А шумное местечко, не так ли? – спросил Томджон.
– Похоже на то, – ответил гном и поежился. Он ненавидел таверны. Люди то и дело норовили поставить кружки ему на голову.
Парочка быстро прошмыгнула внутрь, а тролль поднял одно бессознательное тело за ногу и постучал маковкой по булыжникам в попытках вытряхнуть что-нибудь ценное.
Пить в «Барабане» было что нырять в болоте, вот только в болоте аллигаторы не станут сперва обчищать ваши карманы. Две сотни глаз проводили новоприбывших к бару, сотня ртов застыла посреди питья, ругани или мольбы, девяносто девять бровей сошлись на переносицах от усилий определить, подпадают гости под категорию А (те, кого надо бояться) или под категорию Б (те, кого можно запугивать).
Томджон точно король прошествовал сквозь толпу, а затем постучал по стойке со всей надменностью молодости. Такой подход вряд ли гарантировал выживание в «Залатанном барабане».
– Две пинты лучшего эля, хозяин, – велел парень. Бармен настолько опешил, что послушно наполнил первую кружку прежде, чем стихло эхо слов заказчика.
Хьюэл поднял голову. Справа от него сидел огромный мужчина в одежде, на пошив которой ушло несколько шкур крупных быков, и с таким количеством цепей, что хватило бы пришвартовать военный корабль. Лицо, похожее на поросшую волосами строительную площадку, уставилось на гнома сверху вниз.
– Твою мать. Да это ж чертово садовое украшение.
Хьюэл похолодел. Как истинные космополиты, жители Морпорка обращались с нечеловеческими расами легко и непринужденно, то есть били по голове кирпичом и бросали в реку. Естественно, это не относилось к троллям, ведь очень трудно выражать расизм по отношению к способным прокусить стены тварям семи футов ростом, по крайней мере сколько-либо продолжительное время. Но люди высотой три фута самой судьбой были предназначены для дискриминации.
Гигант потыкал Хьюэла в макушку.
– Где твоя удочка, садовый?
Бармен пихнул кружки по заляпанной стойке.
– Вот ваш заказ, – ехидно сообщил он. – Одна пинта и еще полпинты.
Томджон хотел что-то сказать, но Хьюэл больно ткнул его в колено. Оставь, не связывайся, проваливаем, да побыстрее, только так…
– А колпак свой куда дел? – продолжил допытываться бородач.
Зал стих. Похоже, настало время развлечения.
– Я спрашиваю, где твой колпак, дубина?
Бармен схватил утыканную гвоздями палку, которую на всякий случай держал под прилавком.
– Э…
– Я не с тобой разговариваю, с садовым.
Гигант взял остатки своей выпивки и аккуратно вылил их на голову молчащего гнома.
– Ноги моей здесь больше не будет, – проворчал хам, когда даже это действие не возымело никакого эффекта. – Ладно тут обезьяны пьют, но пигмеи…
Тишина в зале приобрела совсем иной окрас. Скрип медленно отодвигаемого стула показался в ней столь же зловещим, как скрежет ножа. Все взгляды устремились в другой конец помещения, где сидел единственный клиент «Залатанного барабана», подходивший под категорию В.
То, что Томджон поначалу принял за старый, брошенный на стойку мешок, вытянуло руки и… еще одни руки, только это уже были ноги. Печальное сморщенное лицо повернулось к говорящему, столь же меланхоличное, как дымка эволюции. Существо раздвинуло забавные губы, обнажив совсем не забавные клыки.
– Э… – повторил бармен и сам испугался своего голоса. – Ты же не это хотел сказать? Ну, про обезьян? Ты ж пошутил?
– Что это такое? – шепотом спросил Томджон.
– Похоже, орангутанг, – ответил Хьюэл. – Обезьяна.