Ветер плодородия. Владивосток

Кто из русских не испытывал этого хоть раз в жизни?

Господа, не троньте русских зря, не тешьте себя надеждой, что вы сможете их стереть с лица земли и заменить сбродом. Многое в нас загублено, многое замарано, но главное семя останется и прорастет.

— А теперь попросим станцевать вас, леди и джентльмены, — выходя к рампе, говорит очаровательная высокая англичанка с цветами на груди и в волосах. Предложение неожиданное. По публике пробегает ропот, недоумение, оно превращается в неудержимый смех. Дама спускается в зал, и когда с разрешения пожилой леди она просит ее достопочтенного супруга подняться на сцену, начинается всеобщий гомерический хохот. Конферансье выбирает лучших кавалеров с позволения дам. И тут пошло веселье! Оркестр грянул… Англичанка привела всех на сцену.

— Теперь мы вас оденем как балерин, — говорит конферансье под хохот публики.

Выбегают балерины и осторожно надевают каждому из приглашенных на пояс балетные пачки. Зал грохочет…

Однако какие отличные музыканты! Какие верные и сильные тона. Скрипки — чудо, не для такого театрика.

А за Константином наблюдают. В театрах всего мира есть на такие случаи дырки в декорациях. Тогда еще не было театров, где нет декораций и нет любопытства у самих актеров.

Актеры и артистки маленького театра Райда подглядывали в дырявые декорации. Брат русского царя! «Сегодня хорошая публика», — сказал дирижер перед спектаклем.

Занавес. Снова гром аплодисментов. Артисты выходят на поклоны. Вся труппа кланяется, обращаясь к ложе Великого князя. А прима-балерина, грациозно приседая, делает какой-то жест, похожий на воздушный поцелуй. Вот где прием совершенно славный! Оркестр опять грянул что-то похожее на канкан, вливая нектар жизни в государственные одурелые головы.

На прошлой неделе в глухую каморку театра зашел начальник полиции Райда с изможденным лицом, но со светлым взглядом. На службе форма придавала ему много веса, а маленький рост тогда обретал большую силу и пугал тех, кому приходилось иметь с ним дело. С антрепренером традиционная дружба театра и полиции. Он посоветовал убрать из оркестра двух поляков.

— Они прекрасные музыканты! — воскликнул антрепренер, доставая бутылку красного…

— Что поделаешь! Скажу тебе по душам. Я должен на каждого держать по своему человеку. Но этого мало. Конечно, поляки не итальянцы, но мы обязаны думать о том, что самому поднадзорному и в голову не придет. Это может быть спрятано. Где? В виолончели? А что, если он выхватит бомбу из футляра и запустит ему в ложу? Поэтому приходится узнавать, где они живут, с кем встречаются, не готовят ли взрывчатые вещества. Они оба из Саутгемптона.

— Да, я нанял их на летний курортный сезон. В Варшаве и в Вене они давали концерты.

— В Саутгемптоне благотворительным обществом собран польский любительский хор и оркестр. Хористов обеспечивают бесплатными обедами, а музыкантам платят. Оба оркестранта без заработка не останутся.

Антрепренер уже знал, что в Саутгемптоне, где живут их семьи, их приглашали в польское общество, но они отказались.

— Видите, каков престиж работать в моем театре на Райде в сезон.

— Через четыре недели ты сможешь взять их обратно, если так они тебе нужны, — добавил начальник полиции.

Англичане не собирались марать хорошему музыканту послужной список и портить карьеру. Полиция, конечно, сама не может решить, кто хорошие музыканты, а кто плохие. Все остальное в ее силах.

— Видишь, для вас святое искусство, а мы, где бы мы ни были, что бы ни изображали нам, должны исполнять свой долг…

Горовиц не стал говорить Константину, что двум музыкантам-полякам отказали в службе в театре Райда на все лето.

Глава 15

КОРОЛЕВА ВИКТОРИЯ

Сначала Виктория не хотела выходить за жениха, предназначенного ей матерью, герцогиней Кент и ее братом, милым дядей Леопольдом, ныне балтийским королем, с которым она всегда поддерживала переписку. Но вскоре стало очевидно, что принц Альберт из дома Саксен-Кобург-Готского, двоюродный брат Виктории по матери, урожденной принцессы этого же герцогского дома, был отличной партией. Они с детства знакомы, родились в один год, а равные дети хорошо играют, и все родные полагали, что Виктория и Альберт предназначены друг для друга.

Виктория росла тихой, скромной и прилежной девочкой, которую мать тщательно оберегала и отгораживала от всего белого света. Они почти замкнуто жили в Кенсингтонском дворце на окраине Кенсингтонского парка, среди рощ и деревянных сельских заборов. Там была обитель тишины, в то время как совсем близко, за лужайками Гайд-парка бушевал и громыхал Лондон. Там, за платанами и буками, цветниками и прудами были манящие тайны праздников света и ночи, казавшиеся тем более сладкими, что они оставались запретны.