Ветер плодородия. Владивосток

А завтра утром королева примет Константина как личного гостя. В утреннем платье, без присутствия министра иностранных дел. Что же удивительного, они люди дела, видимо, полагают, что сестра царя и его брат одновременно приезжают на Вайт в сезон не впустую. Этот частный визит представляется значительным событием… Такая мысль мелькнула еще при встрече в Портсмуте; частная поездка могла превратиться в событие. Константин уверял себя, что не хотел бы, но ждал, что, видимо, через некоторое время ему будут сделаны какие-то более определенные предложения.

Как крепко, искренно рукопожатие! Как выразительны глаза! Потопали через сад крупным шагом. Англичане есть длинноногие и есть коротконогие, у которых малый рост восполняется избытком патриотизма и подозрительности. Как у русских и у татар.

Молодая голова Константина прекрасно помнила множество лиц, с которыми уже приходилось встречаться, в том числе и здесь. В Петербурге замечено, что здесь ведут семейную дипломатию дворов, пользуясь правом династии и минуя парламент и пытаясь исполнить то, что не удавалось дипломатам, чьи ухищрения привели к потере многих жизней и средств в Крыму.

А мимо дворца прокатил парадный экипаж с двумя кучерами в черных цилиндрах и светлых сюртуках. И два господина в цилиндрах с рассеянным видом…

Константин от переизбытка сил и здоровья не мог не поделиться впечатлениями. В эту пору Вайт похож на Италию, вода как в Неаполитанском заливе. Он провел Альберта на балкон. Альберт, ценя вкус гостя, вдохновенно признался с оттенком иронии над собой, что романтическим воображением видит Солент с голубыми берегами и белыми далекими башнями Неаполитанского залива. Он развел руками от восторга:

— Солент всегда казался мне Неаполитанским заливом. Я почувствовал это, впервые приехав сюда. Солент и Вайт — это наш Неаполь. Но боже мой! Что делается с самой Италией! — воскликнул он, хватаясь за виски, как в приступе головной боли.

Сейчас разница лет Константина и принца Альберта незаметна, они как сверстники — и у обоих похожее положение. Альберт — супруг королевы, но не король. Константин — брат царя, но не царь, но каждый из них по-своему и влиятелен, и ограничен.

Принц Альберт чуть полноват. Лицо с небольшими усами. Он с брюшком, прелестный отец и царственный муж. Привлекательный собеседник, любитель лошадей. Идеальный супруг и превосходный воспитатель. Виктория народила ему девятерых — целую школу. Родительский замысел — со временем всех женить и выдать замуж за наследников и ближайших потомков монархов Европы. Сплотить королевские дома. Создать свой интернационал монархов по примеру социалистов. Виктория и Альберт создают питомник будущих гуманных правителей.

В зале окна на лес и на море. Поговорили на любимую тему Альберта. Есть поговорка: у кого что болит, тот о том и говорит. Сейчас Италия занимала умы не художественными талантами и не голосами знаменитых певцов. Там все кипело. Ее государство и земли раздроблены. Альберт говорил об итальянской революции, об интригах Наполеона III, о только что подписанном Виллафранкском соглашении[66] о перемирии в войне между Австрией и Францией, о Гарибальди и его популярности, о колебаниях Пальмерстона, о странной загадке этих колебаний, их неясной причине. Альберт знал от Бруннова, который при дворе был своим человеком, что позиции и намерения России и Англии близки в итальянских делах.

Константин почувствовал, что ему, видимо, не избежать в дальнейшем встречи с Пальмерстоном. Отношение к России менялось. Кажется, явную перемену, что-то очень основательное усматривали тут в преобразующейся России. Вот, наконец, и первый отклик, которого так потаенно желал Константин, когда шел сюда на корабле на лечение.

У Бруннова — своя цель. Конечно, и он намеревался воспользоваться приездом Константина и, может быть, как и англичане, не особенно верил в намерение здорового, молодого человека лечиться на модном курорте, близ королевского дворца. Как будто в России нет морских побережий и нет купаний. Конечно, голова болела от наших дел. У кого не заболит! Частная поездка могла превратиться в событие. И потянут раба Божьего Костю за волосы вверх. Избегать и уклоняться нельзя и не следовало. Константин сожалел, что если втянут его в дела и заботы, то может быть, расстанется он со своей жизнью, которая напоминала ему времена плаваний, когда подолгу придворными обычаями и не пахло, когда с завистью смотрел на матросов, а не на адмиралов и знаменитостей на приемах, и тогда полетят прахом все его намерения.

Да, чего доброго, придется повидаться и с Пальмерстоном. К нему, в противоположность своим чувствам к Альберту, никакой симпатии Константин Николаевич не испытывал. Но здесь, в Осборне, демократия Пальмерстона бессильна. Видимо, так и будет.