Вячеслав Иванов

В самом ее облике, изящной и хрупкой фигуре, в горбоносом профиле было что-то возвышенно-неотмирное, птичье. Вяч. Иванов прозвал Ольгу Шор Фламингой – это слово он склонял. Со временем домашнее прозвище сравнялось с именем. К католической церкви она не присоединилась, до конца дней оставаясь прихожанкой русского православного храма в Риме, но это не мешало ей быть для Ивановых сестрой во Христе. Ольга Шор прожила долгую жизнь, успев осуществить все, в чем видела поручение, данное ей свыше. Она умерла в 1978 году. Как раз тогда террористы из «Красных бригад» – наследники «бесов» Достоевского – похитили видного итальянского политического деятеля Альдо Моро, долго держали в заточении, а затем убили. Лидия Иванова вспоминала, что, узнав об этом, уже будучи при смерти, Ольга Александровна, потрясенная, повторяла: «Боже мой! Зачем, зачем они это сделали!» Человеческая мерзость была недоступна пониманию ее прекрасного и чистого сердца. Отношение Вяч. Иванова к своей верной Фламинге хорошо видно из стихов, которые он ей посвятил:

Тебе, хранительный мой гений,Душевных ран и плоти врач,Вождь в сумерках моих видений,

Земной судьбы моей толмач;Тебе, кто, за чертой явлений,Небесных помнишь мир селенийИ слышишь ангелов полет,

Житейский правя обиходСмиренномудро, безымянно, —Затем что, кто ты, несказанно, —Как звать тебя, сказал бы тот,

Кто слышал ангелов полет[468].

Фламинге было суждено по предсмертному поручению поэта завершить и заветный труд его жизни…

В конце 1934 года, когда преподавание Вяч. Иванова в Павии прекратилось, а во Флорентийском университете, несмотря на приглашение кафедры и единогласное избрание профессором, фашистская администрация ему отказала, он окончательно поселился в Риме. Теперь поэту предстояло делить с Вечным городом все те радости и великие испытания, что выпадут на их долю.

Глава X

Под небом рима. 1935–1943 годы

После возвращения Вяч. Иванова в Рим для семьи вновь настала череда постоянных перемен жилища. Одни за другими мелькали маленькие съемные комнаты и пансионы. Заработка не было, и приходилось отыскивать наиболее дешевые и наименее удобные из них, где скверно работало отопление, плохо закрывались окна и двери, всюду сушилось белье на веревках и дуло из множества щелей в стенах. Но и это знакомство с трущобами старого Рима не омрачало радости поэта от того, что он наконец-то живет в любимом городе. Римский университет дал Вяч. Иванову ту единственную работу, которую только и мог предоставить без разрешения фашистских властей, – участие в экзаменационных комиссиях по утверждению приват-доцентов. Какие-то небольшие деньги это приносило. И вскоре, устав от «перемены мест», Вяч. Иванов решил нанять постоянную квартиру. Начались поиски. Однажды Лидия с Фламингой поднялись на вершину Капитолийского холма. Там на улице Монте-Тарпео, получившей свое название по Тарпейской скале, на которую она вела, подруги увидели старый четырехэтажный дом. Подъезд его был открыт. Спросив разрешения, они вошли и узнали, что в одной из квартир идет ремонт и ее готовятся сдавать. Лидия и Фламинга решили осмотреть квартиру. Они сразу были поражены открывшимся им из окон великолепным видом Рима. Дом стоял так, что никакие другие здания не загораживали обзора. Прямо и справа как на ладони был виден Палатин, слева – Форум до самого Колизея. Новых домов в этих местах не возводили, и они не портили собой облик древнего города. Застекленная дверь выходила на старую железную лестницу, а та вела в прекрасный тенистый садик. В нем находился маленький бассейн, где плавали красные рыбки, вокруг росли фиговые деревья и пальмы, на которых висели золотые шары. Под лестницей в стене была ниша. В ней стоял бюст Моисея – гипсовый слепок со знаменитой скульптуры Микеланджело.

Лидия вдруг остро почувствовала, что хочет жить здесь и что отец полюбит это жилище всем сердцем. Так когда-то ее мать Лидия Дмитриевна, увидев дом с «башней» напротив Таврического сада, поняла, что ничего другого им с Вячеславом не нужно. Петербургская история тридцатилетней давности словно бы повторялась теперь в Риме.

Владельцами квартиры была пожилая супружеская чета – маркизы Гульельми. Они оказались очень любезными людьми старой римской чеканки и быстро согласились сдать жилье за весьма умеренную цену. При этом синьора Гульельми не забыла рассказать, что в этой квартире прежде жила великая Элеонора Дузе. Кое-что из мебели актрисы маркиза оставила Ивановым. Особенно им полюбился маленький изящный стеклянный столик, выполненный по эскизу самой Дузе. Она предвосхитила будущие веяния европейской моды. Впоследствии с этим столиком Ивановы не расставались. Он всегда стоял в кабинете поэта.