– Умолять они умеют, конечно, их жалость к себе доходит до экстаза, – со злостью проговорил Карл, – презренный народ, трактует закон исключительно в свою пользу и выворачивает на свое благо. Еврей всякое действие будет воспринимать как террор и вопить о беззаконии и насилии на каждом углу, если это хоть как-то его заденет. Германия всего лишь пытается очиститься в порядке самосохранения, а они давай орать: «Царство террора!» Но когда они сами проворачивали свои позорные махинации, оставляя немцев без работы, без дома, без земли, без денег, без надежды на достойное будущее, – они бессовестно прикрывались правовыми нормами! И заявляли, что все их действия в рамках закона. И такая же бесстыжая свора юристов была на их стороне, потому что большинство из них вышло из этого же племени, а кто не их племени, так те давно и с потрохами куплены и сами уже ничуть не лучше евреев. Пришло время положить этому конец.
Ульрих исподлобья смотрел на брата.
– Да что ты с ними не поделил? – проворчал он тихо, надеясь, что младший брат не услышит его.
Но услышал Франц, читавший рядом газету.
– Избранность, – так же тихо ответил он и с усмешкой вновь уткнулся в газету.
Депортированные польские евреи зависли между двумя государствами. Теперь тем, кто не успел просочиться в Польшу, была одна дорога – в концлагерь.
11 ноября 1993. Клара
Лидия разглядывала старый четырехэтажный дом из серого кирпича. Она пыталась найти взглядом нужные окна – судя по номеру квартиры, два крайних окна слева. Оба были плотно зашторены. Она нажала кнопку домофона и представилась. Консьерж открыл. Лидия поднялась на третий этаж – так и есть, крайняя квартира. Она позвонила, но, не услышав звонка, постучала. Дверь открыли достаточно быстро.
– Звонок есть, просто тихий, – вместо приветствия проговорила хозяйка.
На вид ей было лет двадцать пять, не больше. Коротко стриженные волосы топорщились. Лицо округлое, приятное. От природы большие глаза были дополнительно густо подведены черным карандашом, отчего казались удивленно расширившимися. На ней была безразмерная майка, свисавшая чуть ли не до колен, и свободные спортивные брюки. Судя по ее виду, сегодня она не выбиралась из дома, а макияж, кое-где размазавшийся, был вчерашний.
– Я вам звонила, меня зовут Лидия Левиш, – на всякий случай представилась Лидия.
– Я поняла, больше никого не жду.
– Спасибо, что согласились поговорить со мной, Клара.
Девушка пожала плечами.
– Все равно придется. Нам всем придется, и мне, и папе, и Ангелике, которая на свою голову рассказала про того старика-соседа, верно?
Лидия кивнула.
– И все же спасибо, что согласились встретиться так быстро и без формальностей.
Клара прошла в полутемную комнату. Там девушка залезла на диван, поджала ноги под себя и натянула плед до самой шеи.
– Извините, я приболела. – Она кивнула на столик, на котором стояла чашка с чаем и сироп от кашля, рядом на глянцевой столешнице лежала грязная мерная ложечка.
– Я хочу задать несколько вопросов о Валентине.
Лидия вытащила свой кожаный блокнот, стянула тугую резинку и раскрыла его.
– Как вы можете охарактеризовать ее?
Клара пожала плечами:
– Нормальная. Ну, знаете, эти русские невесты… Когда отец сказал, что познакомился с одной из них через объявление, я отнеслась скептически, даже больше, я была против, отговаривала его, – призналась девушка, – но когда она приехала и мы познакомились, все как-то сложилось. Она мне даже понравилась. Душевная. Не меркантильная. К отцу относилась очень даже, ну, знаете, не так, как те особы, которым нужны только документы, чтобы их не выпроводили из страны. Порядок у него в доме навела, уютно стало, даже захотелось приезжать к ним. Готовит она вкусно. Когда я уезжала от них, она всегда мне с собой еды накладывала, ну, знаете, в такие пластиковые пищевые контейнеры, специально купила их для меня. И еще так, знаете, если горячее, то в полотенце все обернет, чтоб подольше теплым оставалось. А деньги у папы только поначалу брала, а когда все документы были готовы, то сразу начала подработки искать, чтобы не жить за его счет. С первой зарплаты купила нам подарки: ему какую-то бутылку дорогого коньяка, а мне… не помню, ну, что-то тоже неплохое.
Лидия держала в руках карандаш, но ничего не записывала, лишь внимательно слушала. Когда Клара замолчала, она вновь спросила:
– Валентина никогда не вела себя странно? Вы никогда не замечали у нее склонности к неоправданному насилию?
Клара даже не задумывалась. Тут же отрицательно замотала головой.