Читаем Вирус турбулентности. Сборник рассказов полностью

– Какими были десять лет назад, такими и остались. Только морщинки у глаз, да мальчики авторитеты нарастили. Витя так один и живёт?

– Матвей? Ну как один. У него всегда кто-то есть.

– Значит один.

– Пьёт много в последнее время.

– Да… – Лена замолчала, вдруг вспомнив, кого Витя ей напоминает. Отца! Оттого и чувство, что всегда его знала. Отца : доброго, славного, золотых рук мастера, пропившего семью, детей, себя… Надо будет с Витей поговорить. – А знаешь, мы даже ближе как-то стали, роднее что ли.

– А ты мне всегда нравилась. И даже больше, – Игорь присел на край обеденного стола.

– Да? – Лена искренне удивилась, – А мне всегда казалось, что я тебя раздражаю.

Игорь улыбнулся:

– Ну если это можно назвать раздражением, пусть будет так. Я ещё приставать к тебе буду.

– Да мы не успеем, – о, эта безмятежность жеста и слова среди своих!

– Почему?

– Я настраиваюсь долго, а картошка почти готова. Пойдём? – предложила она, вытирая руки.

Игорь молчал.

– Тебе нужно? – Лена протянула ему полотенце.

– Нет.

… Ей казалось, что цветы, оставив шторы, проплывали в свет, не задевая колокольчиков, но губы запомнили и медленные краски и звон.


– … Ты…– они не хотели говорить, но Лена вернула зелень и металл восвояси. – Ты что? Отпусти.


Он, опустив руки, сделал шаг назад и опять сел на стол.

– Ну и шутки у тебя дурацкие, – прикушенное полотенце не стирало тепло.

– Тоже мне, вывез. Держи. – Избавившись от ненужной вещи, поискала глазами плиту. Деловито пыхтящая сковородка восстановила ход событий.

– Лучше б ты меня сковородкой стукнул.

 Представив сию картину, она снова улыбнулась:

– Ладно. Забыли. Иди, я сейчас картошку принесу.

Лена отвернулась к плите, всё ещё потряхивая в недоумении головой. Румяные кубики под крышкой выглядели более чем аппетитно. Довольная, она сочла свою миссию выполненной.

– Влад! – крикнула она в сторону комнаты, – где подставка?

– На стене!

– Давай помогу, – подоспел на помощь Олег, перехватив из её рук сковородку, – Ух, какая горячая. Игорь, бери подставку. Пойдём скорей. Ну пошли, пошли, – нетерпеливо шипел он, бесцеремонно выталкивая Игоря в спину, – Там летние съёмки начались. Лен, пойдём, мой новый дом посмотришь.

Лена, быстро потушив газ, выбежала вслед за Олегом.


 Кассета с вживанием Бама в образ истинного арийца закончилась. На экране красовались ровные грядки. Привыкшую к беспорядочным посадкам бабушкиного огорода, Лену поразила строгая геометрия образцово-показательных грядок яркой зелени.

– Смотри, смотри, – Олег расцвёл на глазах, – Моя гордость!


– Кто садил? – спросила Лена, но ответ не услышала: вспомнив про вилки, умчалась в кухню.


Вернувшись, по-хозяйски оглядела стол: равновесие горячего, холодного и горячительного было восстановлено.

– Ну всё.

Отодвинув подальше от себя ненавистную селёдку, заботливо поставленную ей под нос (по общему мужскому мнению каждая настоящая женщина непременно должна любить солёную рыбу), она быстро прикрыла опустевшее место тарелкой с помидорами и с удовольствием забралась с ногами в большое кресло. Восстановив гармонию, Лена чувствовала себя почти счастливой.

– Когда вы снимали? – прищурилась она на экран.

– Это прошлое лето. Июль, по-моему. Я снимал, – ответил сиявший Олег.

– Начало августа. Я уже дома был, – уточнил Влад, – Это мы с Захаром к тебе приезжали. Вот озабоченные-то: – Камера крупным планом снимала лучшие его места, обтянутые купальными плавками, -


 Я тебе морду набью.

– Да это не я, – отмазался Олег, – это Захар. Я вон, так сказать, пытаюсь утонуть с достоинством. Камера, и в самом деле, бесстрастно фиксировала его акробатические этюды на середине реки, предполагавшие стопроцентное алиби.

– Значит ему набью, – мрачно гарантировал Захару бесславную гибель Смирнов.

– Парень, а тебя что ли не было? – повернулся к Игорю Олег.

– У него же Таня рожала, – Влад никогда и ничего не путал, – Сколько Лёшке? Полгода?

– Двенадцатого будет.

– Я же говорю: ты в городе был.

– Вот пострел, – причмокнул одобряюще Витька, – двоих поспел! Но, Леночка, с тобой, конечно, никто не сравнится. Игорёха, представляешь, у неё трое!

– Я знаю.

– Откуда? – удивилась Лена.

Игорь сделал вид, что не услышал, и не ответил. Она, в отместку сделала вид, что ничего не спрашивала.

– Тро-е, – на слух оценил Витя, – Снимаю шляпу. Леночка, как же ты справляешься?

– Не спрашивай. По-разному. Детки замечательные. Ты же их ещё не видел?

– Нет.

– У неё дочка старшая красивая, – избирательно слышавший Игорь действительно видел её дочкой из окна маршрутки и даже «сделал им ручкой».

– Да, – Лена представила круглую Ульянину мордашку, – на папу похожа. А младшая – на меня. А у тебя же, Витя, дочка? Большая?

– Пять лет, – Витя мгновенно погрустнел, – Представляешь, приехал в это воскресенье, а она говорит: «Папа, а ты поженись на маме».

Глаза сентиментального Вити влажно блеснули, и Лена, одёрнув себя за бестактность, замолчала, соображая, как исправить положение. Но Витя помог себе сам:

– Да ладно. Всё нормально, – и, глянув на телевизор, хохотнул: – Нет, ты посмотри на этих телепузиков!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жизнь за жильё. Книга вторая
Жизнь за жильё. Книга вторая

Холодное лето 1994 года. Засекреченный сотрудник уголовного розыска внедряется в бокситогорскую преступную группировку. Лейтенант милиции решает захватить с помощью бандитов новые торговые точки в Питере, а затем кинуть братву под жернова правосудия и вместе с друзьями занять освободившееся место под солнцем.Возникает конфликт интересов, в который втягивается тамбовская группировка. Вскоре в городе появляется мощное охранное предприятие, которое станет известным, как «ментовская крыша»…События и имена придуманы автором, некоторые вещи приукрашены, некоторые преувеличены. Бокситогорск — прекрасный тихий городок Ленинградской области.И многое хорошее из воспоминаний детства и юности «лихих 90-х» поможет нам сегодня найти опору в свалившейся вдруг социальной депрессии экономического кризиса эпохи коронавируса…

Роман Тагиров

Современная русская и зарубежная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза