— Извините меня, пожалуйста, я себя очень плохо чувствую. Меня весь день мучает головная боль. Вы не отпустите меня на сегодня? Завтра я доведу до конца эту работу.
Н. отдавал себе отчет, что поступает топорно и грубо. Но у него не оставалось иного выхода. Он должен был либо идти до конца, либо остановить кардинала, прежде чем тот успеет скомпрометировать себя. Иначе кардинал не простил бы его. А тех, кого Виссарион не прощал, он уничтожал.
Мудрый Виссарион все понял. Более того, он как будто даже был благодарен Н. Кардинал тут же встал, вызвал слугу, приказал приготовить особый отвар из трав по рецепту Гроттаферраты. Лично налил целую чашку. Заставил Н. выпить, что тот с удовольствием сделал. И действительно почувствовал себя лучше. Ему не требовалось играть роль — на него и в самом деле, по всей видимости, от нервного напряжения, навалилась страшная мигрень. Затем Виссарион отправил Н. домой в своей карете, велев приходить на следующее утро попозже.
Ни один из них никогда не возвращался к этому эпизоду. Между тем Виссарион стал относиться к Н. заметно по-другому, более по-человечески, в чем-то почти по-отцовски. Он как будто даже зауважал его. Десятки, если не сотни, лучших, самых талантливых, самых блестящих молодых людей со всех концов католического мира заклали бы отца и мать, отдали бы не один год собственной жизни, только бы в тот вечер оказаться на месте Н. Искушение близостью с властью дано выдержать не всякому. После этого Виссарион почувствовал себя значительно проще и комфортнее в отношениях с Н. Раньше (как потом Н. реконструировал ситуацию) Виссарион, видимо, долго не мог определить, что делать с ним: то ли взять в любовники, то ли продвинуть в помощники, то ли вообще отдалить от себя. Недостатка в любовниках у кардинала не было. В царедворцах и помощниках тоже. Но ему не хватало людей, на кого он мог бы положиться, преданных ему из нормального, корыстного, здорового расчета. Но надежно, навсегда.
В 1455 году Виссарион пережил второй сильнейший удар в своей жизни. 23 марта 1455 года Виссариона известили о смертельной болезни Николая V, и он немедленно отправился в Рим. В ночь на 25 марта папа умер.
Виссарион, казалось, никогда не был так близок к осуществлению своей мечты. Последние пятнадцать лет жизни он шел к этому дню. Все было подготовлено. Он был самым влиятельным из членов Священного колледжа. За ним стояла мощнейшая партия. Гуманисты всей Италии лоббировали в его пользу. Его поддерживали Болонья, Романья и Анкона — самые развитые и самые стратегически важные из стран, составлявших тогдашнее папское государство. Виссарион долгие годы обрабатывал членов конклава, опутывал их нитями незримой зависимости от себя. Оставалось сделать последний шаг.
Конклав состоялся 4 апреля 1455 года. 8 кардиналов из 15 выступили в поддержку кандидатуры Виссариона. Но переломить сопротивление остальных не удалось. Особенно упорствовали кардиналы Лодовико Тревизан и француз Алан ди Коэтиви. Аргументы их не отличались своеобразием. Для них, как, впрочем, для всех, даже для тех, кто поддерживал его, Виссарион оставался чужим. Он был грек. Он родился в ереси. Он даже одевался и носил бороду по греческому обряду. Но это — на словах. По сути за этими возражениями стояло нежелание отцов церкви допустить до власти те силы, которые неизбежно привел бы с собой Виссарион. Силы молодые, агрессивные, реформаторские, проповедовавшие активный экуменизм и расширение светских начал в жизни церкви. Когда оппоненты пригрозили расколом и замаячил призрак Авиньона, партия оказалась проиграна. Реформация сверху не прошла. 8 апреля папой избрали Альфонсо Борджиа, принявшего имя Калликста III.
Этот провал внешне как будто никак не отразился на позициях Виссариона. Он сохранил свое влияние, своих сторонников, свои многочисленные титулы. Все говорили, что уж в следующий раз то, чему суждено состояться, состоится наверняка. Виссарион не обрывал эти разговоры. Н. для себя поставил крест на папских перспективах своего учителя. Н. не зря столь старательно штудировал древнюю историю. Он помнил, что власть очень редко предоставляет второй шанс. Католическая церковь — почти никогда.
Внешне Виссарион совсем не выдавал свои переживания. Н. не представлял, что творилось в душе кардинала, но догадывался, что ему очень тяжело. Ведь он подчинил достижению этой цели всю свою жизнь. Кто знает, может быть, даже не с Флорентийского Собора, а со значительно более раннего времени, еще с тех пор, когда он мальчиком пришел в монастырь Святого Василия в Константинополе. Виссарион как будто стал осторожнее, как будто больше размышлял над своими шагами и словами. Те, кто его хорошо знал, могли предположить, что кардинал выбирает линию поведения.