Только, естественно, Н. начал эту игру не ради власти. Бороться за иллюзию власти, когда погибла тысячелетняя Византия, смешно. Спасти ее было уже нельзя, поздно. Рассчитывать, что удастся воссоздать ее на старом месте и в старом виде, тоже не приходилось. Но если стать таким же жестоким, как султан Мухаммед, и таким же ловким и изворотливым, как Виссарион, можно было надеяться в другом месте и в других формах сохранить что-то из наследства великой греческой империи. Хотя бы отдельные куски, из которых позже, возможно, через несколько столетий, сложится новая империя, которая снова подчинит мир.
Где? Когда? Этого Н. еще не знал.
Глава 3
Вскоре случились два эпизода, которые подкрепили Н. в его настрое.
Н. получил повод усомниться в личной моральной чистоте Виссариона. Одно дело — быть жестким и коварным политиком, интриговать, добиваться своих целей. И другое — самому участвовать в мелких, не очень солидных и к тому же не особенно грамотно сработанных провокациях.
Дело было так.
С началом 1453 года Николай V как будто стал несколько смягчаться в своем отношении к Георгию Трапезунду. Тот тогда находился в Неаполе при дворе короля Альфонса, по сути дела, в изгнании. Попал в эту передрягу он главным образом по своей собственной вине, из-за своего вздорного и неуживчивого характера и неуемного правдоискательства. Непосредственным поводом послужила драка между Трапезундом и Поджо Браччолини, происшедшая 4 мая 1452 года. Кто в ней был прав, кто виноват — установить не представлялось возможным, да, наверное, и не требовалось. Эта драка послужила сигналом к тому, что все принялись добивать неуживчивого критянина. Причем Виссарион, формально не участвовавший в этой кампании, фактически одобрил травлю.