Византиец

Мелькнула, правда, и другая коварная мысль: а не пойти ли к великому князю и не покаяться ли во всем. Однако, задумавшись, Делла Вольпе ужаснулся. И вовсе не потому, что не поверили бы. Поверили бы. Кстати, Н. зря так старался и так филигранно выстраивал беседу. Они говорили один на один. И Н. мог выстраивать беседу как угодно. Все равно, если бы Делла Вольпе пошел доносить, ему никто не помешал бы приврать столько, сколько нужно.

Но беда в другом — вместе с Н. наверняка сразу же замели бы и его самого, чтобы уж докопаться до корней заговора. И, пожалуй, докопались бы, потому что пытать в московских подземельях умели и любили. Делла Вольпе передернуло. Он как-то ненароком чуть было не оказался в пыточной камере — не великого князя, а одного из московских бояр, но разница невелика — у него до сих пор пробегали мурашки вдоль позвоночника при одном воспоминании об этом случае.

Разговаривать и вправду больше было не о чем. Все было ясно. Делла Вольпе принимал предложенные ему правила. Отныне эта игра становилась и его тоже.

— Я все понял. Если я не приеду в Италию и никого не пришлю, значит, у меня что-то не получилось. Но думаю, что получится. В пределах года-полутора рассчитываю подъехать. И тогда ход будет за тобой.

— Согласен.

Они простились, крепко обнявшись и долго испытующе посмотрев друг другу в глаза. С тех пор без свидетелей они не виделись. А через две недели с партией закупленного товара на санях Н. отправился обратно в Италию.

Глава 8

Этот народ (турки), противник Троицы, следует лжепророку по имени Мухаммед — арабу, пропитанному языческими заблуждениями и еврейским коварством, подвергшемуся также влиянию некоторых христиан, заразившихся несторианской и арианской ересью. Он возвысился после того, как соблазнил одну богатую вдову, стал известным своими любовными похождениями, собрал шайку бандитов, с помощью которой обрел власть над арабами. Он был знаком со Старым и Новым заветами, извратив и один, и другой. Он осмелился провозгласить себя пророком и утверждать, что разговаривает с ангелами. Этим обманом ему удалось совратить невежественные народы, дав им новый закон и заставив отказаться от Христа Спасителя. Он прибегал к колдовству и магии и, разрешив низменные чувства и союзы, смог легко привлечь к себе простых людей, являющихся рабами наслаждений. Кроме запрета на вино, не было ничего, что он бы не позволил, дабы заставить принять культ его религии.

Папа Пий II. Комментарии

Когда в конце весны 1467 года Н. вернулся в Италию, естественно, он первым делом встретился с Виссарионом. Подробно доложил ему о своих впечатлениях о поездке, о торговых делах, о Москве. Интересовавшего их обоих вопроса Н. не касался. Виссарион не спрашивал. Зато вскоре Н. узнал, что Виссарион воспринял свою роль опекуна детей бедного Фомы отнюдь не формально.

Он и вправду занимался этими детьми, их воспитанием. Причем растил из них, как выяснялось, самых заурядных латинских принцев. С удивлением, если не сказать больше, Н. ознакомился с перепиской кардинала по вопросу о воспитании молодых Палеологов. Прежде Н. не замечал за кардиналом подобной внимательности к деталям.

Виссарион сам расписал, как должны распределяться триста золотых дукатов, ежегодно выделяемых принцам казначейством Святого престола. Двести дукатов предназначались для самих принцев, на их одежду, лошадей и прислугу. Из этой же суммы должны были делаться сбережения на непредвиденные расходы. Остальные сто дукатов шли на содержание скромного двора принцев. Виссарион конкретно упоминал одного медика, одного профессора греческого языка, одного профессора латинского языка, одного переводчика, одного или двух латинских священников.

Однако эту мелочность по крайней мере можно было объяснить заботой о благополучии молодых людей. Помимо Виссариона им не на кого было рассчитывать, а Виссарион относился к их отцу почти по-братски.