– Нет. Есть работа, и она мне попалась, о последних годах жизни Ленина. Она основана на разных воспоминаниях, и какие-то вещи я оттуда взял: и историю с врачами, с диагнозами, с доносами. Но остальное, конечно, придумано. Ты же сам знаешь, что и стихи, и проза строятся сами. Если в том, что ты делаешь, есть смысл, вещь сама начинает себя писать.
– Не знаю. Я, когда пишу, тому, что пишу, верю.
– Думаю, да. В семнадцатом году люди действительно повернули и ушли из сложной взрослой жизни в жизнь детскую. Чуть ли не все, чей век совпал с правлением Сталина, говорят о счастье, о восторге, об энтузиазме, о бесконечно радостном чувстве правоты. Вокруг арестовывались и гибли миллионы людей, они и сами висели на волоске, но будто ничего не видели – играли и играли в коммунизм, в мировую революцию и проч. Взрослая жизнь быстро старит, а они будто нашли секрет вечной молодости. Что же до конкретных вещей, то тут все непросто: со считалками и молитвами на арамейском я придумал, а потом, подбирая «заумь» для романа, стал листать разные этнографические сборники. И вот в иркутском сборнике двацатых годов мне вдруг попадается осторожная фраза, что часть считалок, по мнению исследователей, происходят от арамейских молитв. Я очень удивился. Еще там было сказано, что в следующем номере этого иркутского сборника они будут опубликованы. Но его не оказалось ни в Ленинке, ни в публичных библиотеках, ни в исторических. А через год в посмертной книге известного этнографа Виноградова я вдруг нашел и ту ссылку, и ту расшифровку, которые попали в роман. Есть какие-то вещи, которым я безумно благодарен – которые говорят, что, возможно, я не очень далеко отступаю от истины. То есть, наверное, правильно будет сказать, что моя территория – это роман-метафора, роман-притча, но и к реальной истории он имеет куда большее отношение, чем то, что попадает в учебники.