Властелин Колец

Тут Гэндальф, увидев владеющее правителем безумие, испугался, что он уже совершил некое злое дело, и бросился вперёд в сопровождении Пина и Берегонда, а Денетор попятился и пятился до тех пор, пока не очутился рядом со столом внутри. На столе они нашли Фарамира, всё ещё в лихорадочном забытьи. Под столом было навалено много дров, и вязанки хвороста громоздились вокруг него на столе, и всё было обильно полито маслом, даже одежды и покрывала Фарамира, но огонь пока ещё не был поднесён к топливу. Тогда Гэндальф показал силу, скрытую в его теле даже тогда, когда свет присущей ему мощи был спрятан под серым плащом. Он вспрыгнул на вязанки и, легко подняв больного, соскочил обратно и понёс его к двери. Но при этом Фарамир застонал и позвал отца в забытье.

Денетор вздрогнул, словно очнувшись от транса, и пламя угасло в его глазах; по щекам его покатились слёзы, и он произнёс:

— Не забирай у меня сына! Он зовёт меня.

— Зовёт, — ответил Гэндальф, — но вы пока не можете прийти к нему. Ибо он должен искать исцеления на пороге смерти и, быть может, не найдёт его, тогда как вам выпало идти в бой за ваш Город, где, возможно, смерть ждёт вас. И вы знаете это в глубине сердца.

— Ему больше не проснуться, — сказал Денетор. — Борьба тщетна. Зачем нам жить дальше? Почему бы нам бок о бок не пойти навстречу смерти?

— Вы не властны, Правитель Гондора, распоряжаться часом вашей смерти, — ответил Гэндальф. — Так поступали лишь короли варваров, поклоняющиеся Чёрному Властелину, которые в гордости и отчаянии убивали себя и убивали свой род, чтобы облегчить собственную смерть.

Затем, выйдя из дверей, он вынес Фарамира из обители смерти и положил его на носилки, на которых его принесли и которые сейчас стояли на крыльце. Денетор последовал за ним и остановился, дрожа и жадно всматриваясь в лицо сына. И на мгновение, пока остальные стояли безмолвно и неподвижно, неотрывно глядя на страдающего Правителя, он заколебался.

— Идём! — сказал Гэндальф. — Мы нужны. Есть многое, что вы можете ещё сделать.

Тут Денетор неожиданно захохотал. Он распрямился, снова высокий и гордый, и, быстро отступив к столу, поднял подушку, на которой покоилась его голова. Затем, вернувшись к порогу, он сдёрнул покров — и смотрите! — в руках у него был палантир. И когда Денетор поднял его, тем, кто смотрели на камень, показалось, что шар озарился изнутри пламенем, так что худощавое лицо Владыки осветилось, словно красным огнём, и казалось высеченным из твёрдого камня: резко очерченное тенями, благородное, гордое и ужасающее. Его глаза сверкали.

— Гордость и отчаяние! — воскликнул он. — Ты думал, что глаза Белой Башни слепы? Нет, я видел больше, чем было известно тебе, Серый Дурак, ибо твоя надежда от неведения. Так ступай и пробуй исцелить! Выходи и сражайся! Тщетно. Ибо на поле вы сможете победить ненадолго, на день. Но против Силы, что ныне появилась здесь, нет победы. К этому Городу протянут пока лишь первый палец её руки. Весь восток пришёл в движение. И даже в эту минуту ветер надежды обманывает тебя и гонит вверх по течению Андуина флот с чёрными парусами. Запад пал. Всем, кто не желает быть рабом, время погибнуть.

— Подобные советы действительно сделают победу Врага несомненной, — сказал Гэндальф.

— Так надейся! — засмеялся Денетор. — Разве я не знаю тебя, Митрандир? Ты надеялся править вместо меня, стоять за каждым троном севера, юга или запада. Я прочёл твои мысли и интриги. Разве я не ведал, что ты приказал этому вот невысоклику хранить молчание? Что ты притащил его сюда шпионить в самом моём покое? И всё же в беседе с ним я узнал имена и цели всех твоих спутников. Так! Левой рукой ты собирался некоторое время использовать меня в качестве щита против Мордора, а правой — поднять этого Бродягу с севера, чтобы сместить меня.

Но я говорю тебе, Гэндальф Митрандир, что не желаю быть твоей игрушкой! Я Правитель Дома Анариона. И я не хочу опускаться до мразматика в пажеской должности при каком-то выскочке. Даже в том случае, если он докажет мне истинность своих притязаний, он происходит всего лишь из линии Исилдура. Я не поклонюсь такому, как он: последнему из рода оборванцев, давно лишённых власти и сана.

— Но чего же вы добились бы, действуя таким образом? — спросил Гэндальф.

— Того, что имел на протяжении всей своей жизни, — ответил Денетор, — и что было в дни моих предков до меня: спокойно править этим Городом и оставить по себе кресло своему сыну, который был бы своим собственным господином, а не марионеткой мага. Но раз рок отказал мне в этом, я не хочу ничего: ни жизни в унижении, ни любви, разделённой пополам, ни умаленной чести.

— Мне не кажется, что Правитель, который честно возвращает вверенные ему обязанности, теряет в любви или чести, — возразил Гэндальф. — И, по крайней мере, вам не следует лишать права выбора вашего сына, пока смерть его всё ещё не неизбежна.

В ответ на эти слова глаза Денетора вспыхнули снова, и, взяв камень под мышку, он обнажил кинжал и шагнул к носилкам. Но Берегонд прыгнул вперёд и заслонил собой Фарамира.