Вначале я умер…

Но и дома мне было чем заняться. Детская фантазия легко превращала обычную туалетную бумагу из Набережных Челнов в украшение для «дерева», роль которого исполнял огромный фикус, стоявший в углу рядом с телевизором; или в патронную ленту, которой крест-накрест перевязывались матросы в фильмах про революцию; или в развевающиеся обрывки флага защитников средневековой крепости, сооруженной из пуфика, стульев и пледа; или в полицейскую оградительную «do not cross» ленту из голливудских боевиков. А вообще фантазия была у меня будь здоров – с такой фантазией мне бы сценарии писать, но писать я уже разучился, поэтому начал рисовать. Хотя рисовать это громко сказано, так разводил мазню на альбомных листах, но родители и бывавшие у нас в гостях родственники так усердно нахваливали мои работы, что я начал сомневаться, а правильным ли выбором было сценарное ремесло? Может стоило пойти в художники и был бы я сейчас богачом? Эта мысль особенно обострилась после того как я увидел в новостях сюжет о продаже на аукционе за рекордную цену картины, на которой мазня была ничем не лучше моей.

Хочешь рисовать – рисуй, хочешь петь – пой, хочешь танцевать – танцуй. Это был девиз детства. Как жаль, что человек лишь к концу своей жизни освобождается от всех предрассудков и начинает жить полной жизнью, наконец-то осознавая смысл выражения «радуются как дети». Мне бы эту мудрость получить, когда я был взрослым, я бы наверняка прожил более счастливую и насыщенную жизнь. Оглядываясь назад на прошедшую жизнь, я понимал, что слишком много думал, планировал, рассчитывал, размышлял о жизни, но очень мало действовал, совершал, менял. Если бы у меня появилась возможность прожить все с начала, то я бы меньше думал, а больше делал – больше творил, больше любил, больше чувствовал.

А вообще-то начать никогда не поздно, подумал я и решил творить прямо сейчас (пока мама была в душе): взял муки, сложил ее горкой на столе, налил воды, разбил яйцо и попытался замесить тесто вместе с яичной скорлупой. К выходу мамы из душа на кухонном столе красовалась бесформенная масса, а пол вокруг был усыпан мукой. На вопрос мамы «ну и что ты тут натворил?», я ответил прямо – что хотел угостить ее пирогом. В те годы я вообще стал личностью искренней и откровенной, и заметил, что окружающим людям это нравится. Почему я раньше этого не осознавал? Мне, как и большинству взрослых следовало бы вести себя в жизни более искренне и естественно – это наверняка сделало бы меня намного счастливее.

В два с половиной года меня перевели в ясли, где я переболел всеми возможными детскими болезнями, которые из-за своих забавных названий казались ненастоящими – ветрянка, корь, свинка, краснуха.

Ясли были последним местом нашей жизни, где мы теоретически могли сравнить себя с другими, хотя практически сравнивать было уже нечего – к концу жизни мы все оказались в равных условиях. Все что было в прошлом – институты, звания, должности, жены, мужья, машины, квартиры, суммы на банковских счетах – уже не имело никакого значения. Судьба к концу жизни уравняла всех – и богатых и бедных, и умных и тупых, и талантливых и бездарных. Все мы одинаково смирно сидели рядом на одинаковых эмалированных горшках и портили воздух, а иногда одинаково неожиданно срали прямо в штаны. Эффект тотального равенства в детских яслях усиливался за счет торжества принципа «разумно и достаточно»: все детские кроватки были строго одного самого маленького размера – ни у кого не было гигантских матрасов king-size, втрое превышающих площадь спящего на них человека; меню и блюда в столовой разумные по составу ингридиентов и достаточные как по объему блюда, так и по размеру тарелки на которых их подают – никаких тебе огромных квадратных тарелок, на которых порция картофельного пюре с котлетой выглядела бы островом в океане; прогулки на свежем воздухе – это просто пешие прогулки на свежем воздухе без каких-либо заморочек в виде фитнес браслетов и специальных маршрутов с расчётом затраченных калорий.

Правда некоторые родители в неуемном стремлении накормить своего зверька тщеславия и в яслях не оставляли попыток выделить своих детей, одевая их в дорогущие комбинезоны от модных брендов. Но после дневной прогулки эти брендовые комбинезоны были измазаны грязью, точно также как и наши втрое дешевле, потому что их обладатели хотели быть не модными, а счастливыми, свободно ползающими по грязи детьми.

Детское счастье признает только один бренд – свободу!

Вскоре меня перестали водить даже в ясли. Не знаю случилось ли это из-за моего несносного поведения или просто время подошло и это со всеми так происходит, но мне и спросить то было не у кого – друзей у меня на тот момент не осталось, да и разговаривать я уже толком не мог.