Внешнеполитическая программа А. Л. Ордина-Нащокина и попытки ее осуществления

Совсем иным было положение в обществе другого видного представителя верхушки украинского духовенства, архиепископа черниговского Лазаря Барановича. В исследовании В. И. Эйнгорна подробно рассмотрен вопрос о характере отношений Лазаря Барановича с русскими властями в начальный период восстания[1236]

. 8 марта архиепископ прислал к воеводе в Севск своего конюшего Якова Хапчинского с важными сообщениями и предложениями. Он сообщил «вести» о положении на Левобережной Украине (о судьбе русских гарнизонов, расчетах Дорошенко и Брюховецкого на помощь османов и татар). Хапчинский передал воеводе присланные в Новгород-Северский «прелестные листы» Брюховецкого и обещал доставить присланные в Севск царские грамоты епископу Мефодию и в Киев[1237]

. Вместе с тем от имени архиепископа он просил выслать «милостивую грамоту» для Брюховецкого. Архиепископ полагал, что, располагая такими документами, он сможет убедить гетмана прекратить восстание. Посланец привез для передачи в Москву проект письма, которое Лазарь Баранович намерен был отправить Брюховецкому, получив царскую грамоту[1238]

. В своем письме Баранович приветствовал наметившееся сближение казачества с обеих сторон Днепра («да будет с сего Бог похвален»), но резко возражал против союза казачества с татарами («непотребно бы вам сочетание к неверному игу»). Татарин – природный враг, с которым можно только вести беспощадную борьбу: «Час того уведанного пса обесити, дай Боже, на том, чем он христиан вяжет». Следует, наоборот, искать мира и согласия с царем. «Ведаете добро, – обращался в письме архиепископ к гетману и полковникам, – яко един есть царь благоверный». Он убеждал гетмана, что, прекратив восстание, он получит у царя «воздаяние», а Войско Запорожское – «вольности». Письмо хорошо показывает, как воспринимал происходившие события просвещенный высокопоставленный представитель православного духовенства Левобережной Украины, заинтересованный в объединении казачества и получении им «вольностей», но полагавший, что достижения этих целей следует добиваться в сотрудничестве с православным монархом, не прибегая к союзу с «бусурманами».

Как показал В. И. Эйнгорн, инициатива архиепископа встретила благоприятный отклик в Москве. На грамоте севского воеводы помещена помета, что следует скорее выслать архиепископу грамоту, адресованную Брюховецкому[1239]

, но о судьбе этого документа больше ничего не известно.

Важно, что, не дожидаясь ответа из Москвы, Лазарь Баранович в марте 1668 г. обратился к гетману с письмом, повторявшим положения отправленного в Москву проекта[1240]. Как ясно следует из последующего хода событий, послание на гетмана воздействия не оказало, но и на какие-либо санкции по отношению к архиерею гетман не решился. Баранович, по-видимому, понял, что в условиях, когда на Левобережье двигаются на помощь Брюховецкому войска Дорошенко и татары, его увещевания бесполезны, и умолк. К осени 1668 г. положение существенно изменилось, и он счел возможным начать переговоры с Демьяном Многогрешным о возвращении левобережных полков под русскую власть. Результатом этих переговоров стало письмо, отправленное архиепископу Демьяном Многогрешным и стародубским полковником Петром Рославченко 26 сентября 1668 г., на следующий день после взятия Чернигова[1241]. Авторы письма сообщали, что, «посоветовав с полками сее стороны Днепра», они приняли решение начать переговоры о возвращении под власть царя. При этом выдвигались важные условия: амнистия участникам восстания и уход русских воевод и войск из Переяслава, Нежина и Чернигова. Тогда полки готовы царю «поклонитися» и пойти на службу, которую он укажет. Условия эти не отличались от условий, которые ставил Дорошенко на переговорах с Тяпкиным. Письмо заканчивалось просьбой, чтобы архиепископ обратился «к бояром, чтоб с нами зацепки не было», пока не возвратятся посланцы, которых они отправят в Москву.