Внешнеполитическая программа А. Л. Ордина-Нащокина и попытки ее осуществления

Появление в тексте наказа таких статей не было случайностью. И расширение границ гетманства до Южного Буга, и ликвидация унии были важной частью русской внешнеполитической программы еще в середине 50-х гг. XVII гг. Когда международная ситуация и положение на фронтах стали неблагоприятными для Русского государства, эти положения были сняты, и на переговорах 1663–1664 гг. о них не упоминалось. Очевидно, с началом гражданской войны в Речи Посполитой некоторые русские политики (возможно, готовившие документ дьяки Посольского приказа) сочли своевременным снова выдвинуть такие условия. А. Л. Ордину-Нащокину, вероятно, удалось доказать, что у русской стороны мало шансов добиться их осуществления. Очевидно, в этой связи затрагивался и вопрос о ситуации на Правобережной Украине, где с началом «рокоша» резко усилилось крымское влияние.

В результате к основному тексту наказа была сделана приписка, что нужно по совершении мирного договора проводить согласованную политику обоих государств по отношению к Крыму вплоть до совместных военных действий в случае необходимости[474]. Уже при подготовке львовского посольства русским политикам было ясно, что для установления стабильности на территории Украины необходимо противодействовать крымской экспансии, но в то же время они исключали возможность совместных действий с Речью Посполитой. Предложение о таком соглашении было выдвинуто с русской стороны на переговорах в Дуровичах, но тогда оно было тесно связано с заключением «вечного мира» между государствами. Теперь такое соглашение оказывалось возможным и при заключении перемирия. Если учесть, что аналогичное предложение содержалось в инструкции, данной комиссарам, то можно сделать вывод, что еще до начала переговоров произошло сближение позиций сторон по одному из важных вопросов послевоенного развития отношений.

Параллельно с подготовкой к мирным переговорам развивались тайные контакты русских доверенных лиц с Е. Любомирским. 17 октября 1665 г. А. Л. Ордин-Нащокин получил «посыльные… писма» от Марселиса, где тот сообщал, что по окончании своей официальной миссии намерен отправиться к Любомирскому[475]. В конце октября один из корреспондентов А. Л. Ордина-Нащокина сообщал ему из Риги, что П. Марселис из Гамбурга намерен ехать во Вроцлав[476], где находилась жена Любомирского и его приближенные. Сведения о последующем этапе контактов могут быть установлены на основании двух писем П. Марселиса к А. Л. Ордину-Нащокину и перевода письма П. Марселиса к такому близкому к гетману человеку, как Б. Гелленфельдт. Из этих писем можно узнать, что эта миссия Марселиса была тайной, о ней было известно лишь узкому кругу лиц[477]

. Одним из этих лиц был, несомненно, А. Л. Ордин-Нащокин[478]. Другим был такой близкий и доверенный человек царя, как Б. М. Хитрово, который (а не Посольский приказ) отправил Леонтия к отцу[479]. Из этих писем видно, что из-за болезни П. Марселиса его поездка к Любомирскому не состоялась, и к Любомирскому выехал его сын Леонтий. Но произошло это лишь в декабре 1665 г., уже после того, как в Пальчине в ноябре 1665 г. было заключено при посредничестве епископов соглашение между враждующими сторонами. Любомирский обязался на время оставить Речь Посполитую и прекратить военные действия, но войско, связанное с Любомирским, сохраняло свою особую организацию и размещалось на зимние квартиры на территории, присоединившейся к «рокошу» Великой Польши. Король обязался в феврале 1666 г. созвать сейм, на котором должен был рассматриваться вопрос о реабилитации Любомирского

[480]. В соответствии с условиями соглашения гетман выехал во Вроцлав.

Однако к Марселису приходили из Гданьска известия, «что не чают, что сейм добрым совершиться, и что учиненои покой постоянен», а 11 декабря он получил подтверждение правильности этих предположений. В этот день он получил грамоту от Б. Гелленфельдта, в которой говорилось, «что без денег в том деле делать нечево»[481]. Это прямое предложение предоставления Любомирскому субсидий явно для продолжения войны побудило Марселиса к действиям. 16 декабря он отправил в Любомирскому Леонтия, «чтоб он царского величества подвижностью и добрым намерением князя обнадеживал». Любомирский встретился с Леонтием, но отложил решение вопроса до возвращения Б. Гелленфельдта из Вены[482]

, куда тот поехал просить императора о поддержке Любомирского и его сторонников[483]. Видя в Гелленфельдте человека, способного повлиять на решения гетмана, П. Марселис обратился к нему с письмом, предлагая, чтобы гетман послал в Москву «верного человека» для заключения соглашения. «Буде князь позволит послать, – заверял он корреспондента, – и за денгами не станет». «Никогда князю, – писал он, – лутчего случая не будет к вспоможенью впредь деньгами, как при сем случае». С посланцем можно отправить «переводные листы для денег»[484]. Такие заявления делались, вероятно, не только Гелленфельдту, но и самому гетману, что, конечно, способствовало успешному окончанию переговоров.