Внутренний рассказчик. Как наука о мозге помогает сочинять захватывающие истории

Но как далеко вы метите – это уже ваше творческое решение. Иногда меня спрашивают, может ли история работать с идеей, к которой персонаж пришел не сразу и потому свою жизнь вокруг нее не выстраивал. Разумеется, это возможно, как показывает «Гражданин Кейн». Но даже так пропускать работу над вашим персонажем нецелесообразно. Вам в любом случае нужно спросить: что за человек верит в эту идею? Как и почему он пришел к этому убеждению? Во что он верил прежде? Почему он изменился? Как это убеждение связано с его целями? С его тайными страхами? От чего оно его защищает? И что за сюжетное событие может приключиться и основательно испытать это убеждение на прочность?

Даже если мы рассказываем историю о новообретенном убеждении, оно все равно должно иметь глубокое значение для протагониста. Тем или иным образом оно должно быть связано с самой его сущностью и служить для нас ключом к его желаниям, потребностям, тайнам и страхам.

В поисках несовершенства

Когда мы говорим о святом несовершенстве персонажа, то имеем в виду изъян в его теории управления (см. главу 2.0). Все животные стремятся контролировать окружающий мир так, чтобы получать от него желаемое. Для нас, высоко социально развитых приматов, это означает контролировать среду, состоящую из других людей. Многие запоминающиеся персонажи художественных произведений, как и люди в реальной жизни, привлекают к себе интерес тем, что фундаментально ошибаются в оценке человеческого мира и собственного места в нем. Мы можем видеть их ошибки, а они сами – нет. Это приводит их к озадачивающему, исступленному и губительному поведению. Их ошибка вызывает наше любопытство – нам интересны ее природа, источник, последствия и возможности исправления.

Давайте представим, что мы решили использовать подлинную историю из сферы политики в художественном произведении. Скажем, перед нами встала задача написать сценарий о мучительных попытках Великобритании в 2018–2019 годах выйти из состава Евросоюза под предводительством нещадно критикуемого тогдашнего премьер-министра Терезы Мэй. Когда первая попытка нашего протагониста потерпела крах, стало очевидно, что частично проблема связана с ее личностью. Мэй приобрела репутацию чопорного и холодного робота, неспособного прислушиваться к другим. Она не сумела выстроить отношения со своими соперниками и союзниками; не сумела разобраться в тонком искусстве ведения переговоров, поиска компромиссов и дипломатии. Это стало ее крахом. Ее неспособность контролировать окружающую среду, состоящую из других людей, привела к изоляции и потере власти. Один неназванный газетный источник попытался дать ее недостатку точное определение: «Проблема Мэй в том, что в любой компании она всегда считает себя единственным взрослым человеком».

Эта строчка бросилась мне в глаза. Не знаю, соответствует ли она действительности, но в нашем контексте это просто сказочный пример святого несовершенства. Давайте разберемся, почему это так. Во-первых, она описывает теорию управления. «Если я искренне верю, что я единственный взрослый человек в любой компании, то буду вести себя соответствующе, и тогда люди примут это. Я заслужу уважение и получу то, что хочу. Так я буду контролировать мир людей». Долгое время эта теория приносила ей успех. С ее помощью она устроила себе впечатляющую жизнь.

Вообразите себе нашу вымышленную Мэй на пороге взрослой жизни. Какую карьеру могла бы избрать себе молодая женщина с искаженной таким образом теорией управления? Убежденность в том, что вы всегда самый взрослый человек среди собравшихся, свидетельствует о человеке высокомерном и наивном, таком, кто порой обращается с другими в бесцеремонной, пренебрежительной и снисходительной манере. Это человек, убежденный в своей правоте, и его не испугать разницей в жизненном опыте или компетенции. Кем могла бы стать такая молодая девушка? Политиком, пожалуй. Политиком, который многого добьется. Вплоть до должности премьер-министра.

Вот теория, которую наша Мэй наделила святостью. Ей пришлось убедить себя в истинности теории и стать ее воплощением, в противном случае ей не удалось бы этой теорией воспользоваться. И поскольку так уж устроен мозг, она повсюду видела доказательства своей правоты – не только в добытой с помощью ее теории головокружительной власти. Когда я стал искать первоисточник цитаты про «единственного взрослого», то не сумел обнаружить его среди бесконечных материалов, посвященных эпохе Брекзита. Зато я нашел множество примеров того, как люди вполне чистосердечно описывали Мэй таким образом. Наверняка она читала подобные комментарии. Но были ли они правдой? Конечно нет! Несмотря на байки, которые мы с удовольствием могли травить друг другу, по ходу своей политической карьеры, а особенно в период Брекзита, Мэй частенько имела дело с невероятно трудоспособными и компетентными мировыми лидерами и политическими экспертами. Все (почти) были взрослыми.