– Ты только попробуй ментам чё сказать, – произнёс недовольный мужской голос, когда Лиза взяла трубку. – У одного человека родня в юстиции. Тебя не убьют, если особо нарываться не будешь. Но разбираться бесполезно. Его тётка тут липовых справок квартировладельцам навыдавала, что у них долгов по коммуналке нет, они квартиры продали, а долги остались, и новые жильцы их будут платить. И хрен кто чего докажет. И тут то же самое. Только бумажек нет никаких, типа, платёжек. – Мужик хрипло засмеялся. – Тем более никто не докажет. Так что всё нормально. Только ты на учёте. Вечером лучше никуда не ходить, к квартире человек приставлен. Есть чем платить?
– А сколько он должен? – машинально спросила Лиза.
– Эт смотря кому.
– Мне всё равно, кому.
– Ну, одному человеку, например, двенадцать тысяч. Андрей своей тётки пенсию просадил. Отыграться хотел.
– Я тут не причём. Оставьте меня в покое. Я этих долгов не делала.
– Меня не волнует, – невозмутимо ответил мужик. – Мы его ещё поищем, если чё, опять тебе позвоню. За базар надо отвечать. А этот фраер пургу гонит и думает, бля, что ему всё можно. – Он повесил трубку.
Лиза понимала, что надо поставить определитель номера, но на него не было денег, и придти к ментам с солидной взяткой, но на неё не было денег. Она достала с антресолей шпатель и старую малярную кисть, взяла приготовленную со вчерашнего вечера банку краски и пошла в подъезд. Туда и без всяких маньяков и шантажистов было страшно зайти. Лиза хотела заставить соседей скинуться на краску, но это было бесполезно. Соседи не желали скидываться даже на водку. Лиза стирала пыль с почтовых ящиков и думала: это не глупость, это стихийный экзистенциализм. И вообще, нельзя жить в грязи. Умирать – тем более. Мимо прошёл сосед из хазы напротив и дико посмотрел на шпатель, лежащий на нижней ступеньке.
– Эй… соседка… это, как тебя там? Коньяка не хочешь?
– А у вас есть? – спросила Лиза, прикидывая, что эти люмпены тоже кого-то ограбили: по логике вещей, денег на коньяк у них быть абсолютно не должно.
– Есть, – ухмыльнулся сосед, – собственного производства.
– Спасибо, самогон не пью.
– А зря. Ты бы хоть раз к нам зашла. Хоть за сраной тряпкой. Чё ты такая необщительная?
Из ближайшей к выходу квартиры доносился пронзительный голос Тома Йорка: «Fa-a-ade out aga-a-a-ain… Fa-a-ade out again…» Лиза не могла объяснить этому типу, что давно уже хочет отдохнуть от общения, что одиночество – её хлеб и вода, что в далёком от его представлений царстве другого мира существует понятие своей комнаты и пятисот (сумма условна) денежных единиц в год, а ссать в подъезде вовсе не обязательно. Сосед выплюнул бычок и щёлчком отправил его за порог, в сырую полутьму.
– Ты смотри, это… Если тебе кто скажет, что я сидел, пойми правильно: я за «Баунти» сидел.
– Что?…
– Ну, палатку с «Баунти» погаными обчистил. А в кассе – хрен с полтиной. Тут мусора и повязали, суки, бля, с гербом. Спокойной ночи.
Мужик в серой куртке не пожелал ей доброго утра, он лишь прошёлся с хозяйским видом по брусчатке напротив дома и бросил на Лизу выразительный взгляд. Если бы она задала ему идиотский вопрос, типа: «Вы сюда переехали?» или: «Не подскажете, где я вас видела?», он бы молча усмехнулся и, не торопясь, пофигачил прочь. Всё и так было ясно.
Несколько часов подряд она искала повод отпроситься с работы пораньше: наверняка эти ублюдки знают, во сколько заканчивается её рабочий день. Наконец придумала: похмелье. Если бы она соврала, что у неё СПИД, блюститель прусских традиций послал бы её к чёрту, но похмелье принадлежало к числу тех немногих вещей, которые вызывали у него понимание и сочувствие.
– Вы скоро закончите правку? – сурово спросил он, когда Лиза уже была в дверях. – Сроки поджимают.
– Скоро, – кивнула она. – Более чем.
Лиза шла к общежитию на улице Z, прекрасно осознавая, что её могут обматерить, спустить с лестницы или просто не пустить в сей приют пролетариата (перемежаемого люмпен-интеллигенцией в лице Коли Рифатова и, кажется, кого-то ещё, чуть ли не бывшего преподавателя кантовского университета, уволенного за пьянство), ну так что же? Возле пролетарского приюта пили пиво кавказцы. Внутри было пыльно и пахло раствором для гипсоплиты.
Они наверняка не знали, что Лиза случайно запомнила номер комнаты Коли Рифатова, точнее, комнаты его бабы. Так получилось.
– А Зои нет, – сказал пожилой охранник, перебирая, как чётки, ключи от подсобных помещений.
– Не знаете, когда она будет?
Он пожал плечами.
– Может, будет, может, нет.