Водораздел

Пронсон стал рассказывать о том, что он услышал на беседе с военным министром в Лондоне. При их разговоре присутствовал также американский посол в Лондоне. Разговор был конфиденциальный, и может быть, полковнику не следовало рассказывать о нем, но ему хотелось показать, в каких высоких сферах он бывает.

— …Локкарт позвонил и спрашивает: «Смогу я поговорить с гражданином Троцким?» — «Нет», — пробурчал в ответ недовольный голос. — «Лев Давидович, с вами говорит британский посол Локкарт, — Пронсон пытался подражать голосу Локкарта. — Я хотел бы встретиться с вами». — «Вряд ли это что даст, но если хотите, приезжайте немедленно в Смольный…»

Троцкий оказался уступчивее, чем обычно. Он попросил прислать морскую миссию для реорганизации русского флота и предложил англичанам место главного директора всех железных дорог России. Но морская миссия не приехала, и управляющим железными дорогами англичане никого не назначили. Зато они послали в Россию генерала Пула и его офицеров. В глазах союзников Россия была уже не той, что раньше, и они направляли не инженеров, а офицеров. И теперь их офицеры сидели перед камином в городе Кеми и разрабатывали план наступления своих войск на Петроград.

Полковник достал из кармана газету, напечатанную на тонкой бумаге, протянул капитану.

— Взгляните, пожалуйста.

— «Call», — прочитал Годсон название газеты, потом заголовок передовой: — «Руки прочь от Советской России!»

— Обнаружена в кармане одного из наших солдат, — пояснил полковник.

Это была газета левых социалистов Англии. Она издавалась для распространения среди находившихся в России английских и американских войск. Газета тайно доставлялась и в Кемь.

— На передовой вы сможете найти ее в кармане у наших солдат, — сказал полковник капитану.

В дверь осторожно постучали, и в комнату вошла молодая хозяйка дома. За ней шла с самоваром в руках Иро. Поставив самовар на стол, она сразу ушла.

— Сестра командира карельского легиона, — сказал Годсон, заметив, каким внимательным взглядом полковник проводил Иро.

— Вот как! — удивился Пронсон. — Да, среди туземного населения можно порой встретить удивительно красивых женщин. Настоящих красавиц от природы. Я заметил это еще в Бирме.

— Пожалуйста, господа! — Молодая хозяйка наполнила стаканы крепким чаем и хотела уйти, но капитан взял ее за руку.

— Люба, за ваше здоровье.

Люба стала отказываться от предложенной ей рюмки. Потом быстро выпила ее одним глотком и, морща губы, убежала в свою комнату, откуда опять послышался веселый смех и граммофонная музыка.

— Желаю вам удачи, капитан! — сказал полковник, подняв бокал. — Надеюсь, через месяц мы сможем поднять тост в честь нашей победы в Петрозаводске. — Выпив, он повернулся к Тизенхаузену и спросил: — А что нового на собрании карел?

— Намереваются создать свой национальный комитет, — сказал Тизенхаузен. — Кроме того, хотят послать делегацию на предстоящую мирную конференцию — просить иностранные государства признать самостоятельность Карелии…

Иво Ахава уже второй месяц служил в штабе Карельского отряда — он перебрался в Кемь после того, как финский легион стал «линять». Легион считался красным. Он должен был разрушить железнодорожные пути на участке Княжей Губы и встретить огнем составы, в которых иностранные интервенты и русские белогвардейцы направлялись к югу. Не сделал этого и отряд Комкова, посланный из Петрограда охранять Мурманскую железную дорогу. Финский легион и отряд Комкова насчитывали в целом около двух тысяч человек. Располагая такой силой, они были в состоянии пустить под откос поезда противника. Однако они этого не делали. Почему?

Факт оставался фактом — вражеские поезда беспрепятственно прошли через Кандалакшу и Княжую Губу. Почему их пропустили? Может быть, батальон железнодорожной охраны и финские красногвардейцы не были в достаточном контакте друг с другом. Или, может быть, противник застал их врасплох. Но бездействие красных, во всяком случае финского легиона, объяснялось и рядом других причин.

Гражданская война в Финляндии закончилась поражением красных, и это поражение не могло не сказаться на моральном состоянии легионеров. Кроме того, в конце весны в расположении легиона появились всякие подозрительные личности. «Руководство предало нас», — нашептывали они.

Одним из таких шептунов был некий Август Уисли. В Финляндии он был начальником Красной гвардии в Иоэнсу и участвовал в боях с лахтарями. После поражения революции, как многие другие, бежал в Россию. В Мурманске он успел связаться с англичанами.

«В Хельсинки я говорил членам Совета народных уполномоченных о необходимости диктатуры пролетариата, но меня и слушать не захотели, — рассуждал он с важным видом перед легионерами, затем, понизив голос, добавлял: — В Россию нам идти нечего, там полная анархия».