Военная разведка Японии против России. Противостояние спецслужб на Дальнем Востоке. 1874-1922

Осенью 1923 г. Иванов выехал из Варшавы в Прагу с рекомендательным письмом от японского военного атташе, который, так же как и советский резидент, аттестовал своего агента с самой лучшей стороны. В Чехословакии Горвиц-Самойлов продолжил контактировать с японской разведкой через секретаря посольства империи, параллельно создавая и руководя нелегальной резидентурой ОГПУ в Польше, Румынии, Югославии, Венгрии и в самой Чехословакии. Благодаря Иванову Москва получала сведения о состоянии вооруженных сил этих стран, внутреннем положении Чехословакии, документы, касающиеся мобилизационных планов, военного производства, авиации и других военно-технических вопросов. Однако весной 1924 г. в агентурной группе Горвиц-Самойлова в Чехословакии случился провал и, опасаясь ареста, разведчик покинул страну. Дальнейшая его судьба неизвестна, однако в итоге польской контрразведке и, вероятно, японскому военному атташе стало известно о связях предприимчивого журналиста с советской внешней разведкой⁷³⁰

.

Помимо Ямаваки систематической отправкой агентов в Петроград и Москву занимался военный атташе в России майор Обата Тосиро, тем более что после отъезда Комацубара домой и до прибытия нового помощника капитана Андо Риндзо с августа 1921 г. по февраль 1922 г. он постоянно находился в Таллине. Зимой – летом 1921 г. Обата получил от своей агентуры ряд сообщений о тяжелом положении в снабжении продовольствием красноармейцев и жителей Петрограда, перебросках советских войск в Сибирь, хищениях продуктов и топлива на железных дорогах и промышленных предприятиях, кронштадтстком восстании и движении А.С. Антонова на Тамбовщине, мерах советского правительства по подавлению мятежей и обеспечению населения едой, состоянии войск столичного гарнизона, однако к концу года 90 процентов телеграмм резидента уже опиралось на публикации советской и европейской печати⁷³¹

.

Анализ сообщений зарубежного разведаппарата Генштаба в Европе показывает, что в 1921–1922 гг. ему удалось собрать исчерпывающую информацию о военно-политической и социально-экономической обстановке в Советской России. Наряду с чисто военными вопросами большое внимание в докладах европейских резидентур уделялось мерам советского правительства по восстановлению народного хозяйства в рамках принятой на X съезде РКП(б) новой экономической политики, первое сообщение о чем поступило в Токио из Берлина уже 22 марта. Доклады майора Обата красной нитью пронизывала мысль о том, что наряду с мерами экономического характера – заменой продразверстки продналогом, переводом предприятий на сдельную форму оплаты труда, уменьшением числа получающих государственную дотацию служащих и рабочих – правительство В.И. Ленина в условиях тотальной разрухи и неурожая отказалось от немедленной реализации идеи мировой революции и взяло курс на установление широких торговых контактов с ведущими странами для получения оттуда материальной помощи: в направленной 17 февраля 1922 г. телеграмме о реорганизации ВЧК в ГПУ, денационализации части промышленности и разрешении свободной торговли Обата, в частности, акцентировал внимание Токио на том, что все это делается в преддверии мирной конференции в Генуе «в расчете на получение иностранной материальной помощи для выхода из финансово-экономического кризиса»⁷³²

.

Вытекавшая из материалов военной разведки и МИД нацеленность Москвы на восстановление отношений с великими державами ради скорейшего возрождения экономики подталкивала Токио к нормализации двусторонних контактов, тем более что провал меркуловского наступления весной 1922 г. и уход в середине июня в отставку правительства Такахаси Корэкие, стоявшего на позициях интервенции, сделали бессмысленным дальнейшее пребывание Владивостокской армии на Дальнем Востоке. 23 июня новый кабинет принял решение о выводе войск и 4 сентября начал переговоры в Чанчуне с делегациями ДВР и РСФСР. Хотя через три недели они были прерваны из-за отсутствия прогресса по вопросам компенсации убытков за «николаевский инцидент» и вывода японских войск с Северного Сахалина, в феврале следующего года начались негласные переговоры между бывшим министром иностранных дел Японии Гото Симпэй и советским полпредом в Китае А.А. Иоффе, приведшие к восстановлению в мае 1925 г. советско-японских дипломатических отношений.

Таким образом, аппарат военного атташе при японском посольстве в России являлся в октябре 1917 – августе 1918 г. основным для Генштаба источником информации о РСФСР. Если до мая 1918 г. военный атташе и его помощник выступали противниками отправки войск на советский Дальний Восток, опасаясь создания военного блока Москвы и Берлина, то после начала белочешского мятежа стали активно отстаивать этот проект. При общей слабости работы советской контрразведки сотрудникам ВАТ удалось создать агентурный аппарат в Советской России, который, однако, не имел доступа к документальным данным и не мог адекватно осветить состояние Красной армии, что негативно сказалось на оценках военной разведкой Японии перспектив Белого движения в 1919 г.