Необходимо отметить, что организация и подготовка отряда «Асано» полностью соответствовали задачам харбинской миссии в части диверсий, определённым ей приказами командующего и начальника штаба Квантунской армии от 28–31 августа 1937 г.: «Подрывная деятельность против СССР должна вестись на основе „Плана подрывных операций Квантунской армии“ и сводиться к проведению необходимых подготовительных мероприятий на особый период… В случае необходимости диверсионные акции должны осуществляться немедленно»[513]
. Более того, формирование отряда «Асано» целиком укладывалось в принятую на тот момент концепцию «оборона на западе (севере) – наступление на востоке», согласно которой Квантунская армия должна была удерживать эластичную оборону против вторгшихся из Приамурья и Забайкалья советских войск, атакуя одновременно Приморье с последующим переносом центра тяжести наступательных операций на север и запад[514].Параллельные мероприятия по оптимизации и усилению разведывательной деятельности проходили во второй половине 30-х гг. в
В отличие от Квантунской армии, значительно укрепившей после «маньчжурского инцидента» свою разведслужбу, командование Корейского объединения не стало развёртывать в штабном управлении самостоятельный разведывательный отдел, а сохранило штатную должность начальника агентурной разведки армии, которому подчинялись три прикомандированных офицера и один военный переводчик, занятые главным образом пропагандистскими акциями[515]
.Агентурная деятельность Корейской армии против СССР характеризовалась концентрацией усилий сразу нескольких разведорганов в одних и тех же районах Южно-Уссурийского края: свою агентуру там имели хуньчуньская миссия, хуньчуньский гарнизонный отряд, погранотряды 19-й пехотной дивизии в Нанаме и Тумэньцзы, отделения военной жандармерии в Хуньчуне, Сэйсине и Нанаме. При этом качество получаемой информации было достаточно низким, поскольку агентами были, как правило, проживавшие в Новокиевском, Раздольном, Славянке, Посьете и Барабаше малограмотные корейцы, которые фиксировали численность и вооружение гарнизонов, но не имели доступа к документальным данным, а сведения о действительном наименовании, передислокации и реорганизации частей Приморской группы войск армия узнавала из газетных публикаций, опросов мигрантов, перебежчиков, арестованных советских разведчиков или же из сообщений РУ ГШ и владивостокского консульства.
Порой доля заимствования данных из бюллетеней ГШ доходила до 90 %: так, к февралю 1938 г. армейская разведка установила дислокацию на юге Приморья в районе Раздольное – Владивосток – Барабаш 4 стрелковых дивизий, что соответствовало действительности, однако номера трёх из них – 32, 39 и 92-й – узнала из сводок РУ ГШ, информацию о 40-й стрелковой дивизии в Посьете получила из случайно подслушанного телефонного разговора незаконно перешедшего советско-маньчжурскую границу в июне 1936 г. инженера Немировича, а наличие ещё одной стрелковой дивизии восточнее Шкотово предположила путём сопоставления сообщений агентов о численности гарнизонов в Екатериновке, Промысловке, Сучане и Владимировке[516]
.Помимо использования постоянно действующего агентурного аппарата разведорганы армии систематически отправляли на территорию СССР маршрутную агентуру с задачами поддержания связи и сбора информации. Так, в июле 1937 г. хуньчуньскому отделению военной жандармерии стало известно о прибытии в отпуск в Славянку некоего красноармейца – корейца по национальности, который проходил службу на о. Русском. Начальник отделения срочно забросил туда своего агента, связавшегося с этим корейцем и получившего от него информацию о составе войск гарнизона. Таким же способом – путём систематической переброски агентов через границу – хуньчуньская миссия поддерживала связь со своим резидентом в Новокиевском, освещавшим боевую подготовку частей Приморской группы войск в Южно-Уссурийском крае[517]
.