Волчица и пряности. Том I

Жители Пассио добились независимости от короля, так что торговля в городе шла очень хорошо, а заправляла всем знать вместе с купцами. Поэтому на въезде за шкурки взяли солидную пошлину, но в лица не вглядывались и пропусков не требовали. Ближе к призамковой части города людей проверяли строже, чем поклажу, и там путникам пришлось бы нелегко, ведь уши и клыки Холо могли попасться на глаза.

— Здесь король, наверное, живёт? — спросила девушка, когда ворота остались уже позади.

— Ты что, никогда не видела больших городов?

— Со временем всё меняется. Раньше в городе такого размера без короля бы не обошлось.

Есть на свете настоящие города-гиганты (не чета Пассио!), и Лоуренс знал о них не понаслышке, однако охватившее было торговца высокомерие улетучилось при мысли, что девушке не составит труда поставить его на место. К тому же давным-давно он сам был тот ещё невежда.

— Хе-хе. Хвалю за благоразумие.

Всё-таки здравая мысль чуть запоздала. На него Холо не смотрела — гораздо больше её занимали лавочки по обе стороны дороги, потому оставалось лишь удивляться такой прозорливости. А может, она просто искусно подобрала нужные слова... Лоуренсу стало неуютно: ему показалось, что она видит его насквозь.

— Гм... Неужели праздник? — Холо по-прежнему крутила туда-сюда головой, осматривая всё вокруг; то ли она не заметила терзаний Лоуренса, то ли решила не обращать на них внимания.

— В праздники на улицах такая толпа собирается, что не протолкнуться. А сейчас довольно просторно.

— Ха-ха, надо же, — весело рассмеялась Холо, высунулась из повозки и начала жадно изучать открытые лавочки.

Так вела бы себя девушка из захолустья, впервые попавшая в столицу. Лоуренса вдруг посетила одна тревожная мысль.

— Послушай-ка...

— А? — ответила Холо, не оборачиваясь, продолжая рассматривать лавочки.

— Тебе разве не следует прикрыть лицо?

— Лицо? — она наконец обернулась.

— В Пасроэ, конечно, торжество сейчас в самом разгаре, только празднуют ведь не все. Многие жители деревни бывают в городе — вдруг встретим кого ненароком и тебя узнают?

— Хе, вот ты о чём...

Холо вдруг помрачнела, расправила плечи. А затем вновь повернулась к Лоуренсу, сдвинула капюшон к затылку так, что уши едва не показались из-под плаща.

— Не признают, даже если уши открыть. Они, знаешь ли, совсем забыли обо мне.

Она сердито сверкнула глазами, казалось, ещё чуть-чуть — и закричит. Лоуренс выставил вперёд ладонь, словно успокаивая испуганную лошадь. И хоть Холо и не была лошадью, жест подействовал. Фыркнув, она оставила капюшон в покое и села, как раньше, надув губы.

— Столько столетий там прожила! Неужели в деревенских преданиях ни слова о тебе не осталось? Или ты ни разу не показалась людям в человеческом облике?

— И в преданиях я есть, и в человеческом облике меня видели.

— О твоей внешности в преданиях тоже говорится?

Холо с кислым видом покосилась в сторону и со вздохом ответила:

— Помню, было как-то так... «Юная красавица, на вид лет пятнадцати. Волосы у неё длинные, гладкие и блестящие, а ещё уши волчьи есть и хвост — весь коричневый, только на кончике белый. В таком облике наведается Холо в деревню, и знать о том будут одни местные. За то, что крестьяне помалкивают, волчица подарит им богатый урожай хлеба».

Закончив говорить, девушка посмотрела на Лоуренса.

«Теперь доволен?» — прочёл он во взгляде из-под полуопущенных век.

— Тут ведь все твои приметы. Думаешь, обойдётся?

— Ты же сам глазам не поверил, когда уши с хвостом увидел. Вот и они также, только и всего. Узнать всё равно не узнают.

Холо просунула ладонь под капюшон, завозилась, — наверное, ушам стало неудобно, когда капюшон сдвинулся на затылок.

Лоуренсу всё это не нравилось, однако торговец решил держать при себе тревогу за спутницу. Настаивать не стоило: рассердится ещё...

Кажется, разговоров о деревне вообще лучше избегать. Кроме того, портрет из предания не очень конкретный. Ну кто узнает Холо без ушей и хвоста? В конце концов, предание не церковный указ о розыске.

Лоуренс уже совсем успокоился, но тут Холо, до того сидевшая молча, словно погрузившись в размышления, заговорила медленно, будто каждое слово давалось ей с трудом:

— Как, по-твоему...

— А?

— Они точно не узнают меня... когда увидят?

Казалось, Холо желала обратного, и эта душевная перемена бросилась в глаза.

Однако у Лоуренса всё же есть голова на плечах — он уставился на хвост лошади и протянул, стараясь сохранить невозмутимое выражение лица:

— Лучше бы не узнали.

В ответной усмешке Холо послышалось презрение к самой себе.

— Ну, пожалуй, не сто́ит волноваться, — сказала она наконец, желая, наверное, успокоить в первую очередь себя. Но торговец понял это лишь после того, как девушка вновь издала радостный возглас, рассматривая лавочки.

Только проверить догадку не получилось бы: нрав у Холо упрямый. Она уже позабыла о своих печалях. При виде вкусных фруктов и прочей еды на прилавках у неё загорелись глаза. Лоуренс не удержался и хмыкнул.

— Смотри, как фруктов много! Они все в здешних местах выросли?